Милые шалости, или Под прицелом
Шрифт:
Костя стонал и пыхтел. Ему было хорошо со мной и от этого я испытывала смесь гордости и радости. Это сложно описать, но, когда тебя имеют вот таким образом, чувствуешь свою исключительность для партнёра. Не знаю. Странные мысли. На меня совсем не похоже.
— Оленька, маленькая бестия.
Не смотря на предполагаемую грубость такого глубокого проникновения, Костя был удивительно нежен и осторожен. Он двигался плавно и всегда отступал, если видел, что я не справляюсь с его размерами. Сложилось такое впечатление, что этот акт нашей извращённой любви доставлял
Мне до безумия было жаль лишь одного: я не видела его лица. Могла сколько угодно домысливать, но это всё не то. Хотелось скинуть сдерживающие верёвки и обнять бёдра моего мужчины. Почувствовать его кожу у себя под пальцами. Хотелось быть ближе и теснее друг к другу. Но у меня был только его гладкий член и размеренные толчки. Это всё, что он мне позволил.
Я уже было подумала, что Костя удовлетворится только моим ртом, когда он освободил моё истерзанное горло и одним толчком наполнил лоно своим членом. Вот тут Костя был груб. Он отчаянно вбивался в меня, выплёскивая скопившееся напряжения как от рабочего дня, так и от долгой прелюдии. Мне нравился наш животный секс. Я хотела его так же сильно, как и он меня. Мы принадлежали друг другу. Сгорали от страсти, сметая всё, на своём пути. Наша бешеная годка за удовольствием.
Намного позже, когда Костя выпутал меня из верёвок и дал вволю напиться воды, мы легли на пол и ластились друг к другу, как два довольных кота.
— Ты невозможный тип, Костя.
— Прости, малыш. Мне нужно было спустить пар.
Я лежала на его груди и задумчиво водила пальцами по крепкой, мужской груди. Я была просто опустошена и плохо соображала. Мой мир сжался до нас двоих. Всё, что выходило за рамки наших тел, считала чем-то мелким и незначительным. Я всё ещё переваривала лавину эмоций после секса.
— Мне понравилось, но не думаю, что позволю часто себя хлестать.
— Это тебе пока так кажется. Потом сама просить будешь.
Хитрый, стрелянный пёс. Он знал. Уже тогда знал, что я прочно и надолго подсела на БДСМ.
— Оль, не ходи нигде одна.
— Это всего лишь тренировка. Не начинай.
Костя тут же схватил меня за волосы и заставил смотреть себе в глаза. Он был обеспокоен. Такое внимание безусловно льстило.
— Я не ящики тягаю, а сажаю преступников за решётку. Просто. Не ходи. Одна.
Я кивнула, если ему так проще. Проблемы я в упор не видела.
— И ещё. Тебя вызывают завтра на допрос.
— Что?!
Оля
Я сидела на обычном стуле в отдельной комнате. "Допросная". Вот, что было написано на обычной с виду ДСП, куда меня проводили, как только я пришла с Костей в участок. Не вижу повода разводить тайны и конспирацию. У нас намечался просто разговор. Такой можно провести и в обычном кабинете, без этого понтового антуража. Но я не сказала ни слова против. Со следователями лучше не шутить. Этот, во всяком случае, не производил впечатления
— Сколько вы знакомы с Константином?
Снова этот вопрос, ставящий под сомнение мою логику и адекватность. По меркам общества, наши с Костей отношения слишком легкомысленны и скоротечны. Стороннему человеку сложно объяснить, что он — моя вторая половинка и я в неё вцепилась руками и ногами, чтобы не просрать. Для мужчины напротив, моя любовь и жизнь не имеет никакого значения. Я знаю, о чём он думает. Виновен ли Костя? Вот его главный вопрос. Такие прицепятся к чему угодно, чтобы обвинить человека. Только не моего Костю. Я была собранна и спокойна, старалась отвечать общими фразами.
— Достаточно, чтобы жить вместе.
— Вот как? Уточните вашу меру слову "достаточно".
Секунда — вот моя мера. Мне не нужно было сомневаться. За Костей хотелось бежать после самой первой встречи в баре, когда он напился до беспамятства и свалился на пол, возле барной стойки. Жаль, что сам Костя этого не помнит. Я буду хранить это воспоминание за двоих. С этим следователем я поделилась официальной версией.
— Чуть больше месяца. Можете уточнить по документам. Я потеряла телефон и написала заявление. Костя его вернул.
Я видела, как на мгновение у следователя приподнялись брови. Простое человеческое любопытство никому не чуждо, но эта информация к делу не относится, а, значит, имеет право не разглашаться. Потому незнакомец подавил порыв, а я сделала вид, что ничего не заметила.
— За этот месяц вы не замечали никаких странностей в поведении вашего сожителя?
Он давал мне время обдумать. Сложил кисти перед собой и готовился услышать что-то интригующее. Я не дала простора на манёвр. Ответила скупо и рублено.
— Нет.
Мужчина напротив задумался. Он барабанил пальцами по столу, выдавая свою нервозность. Оба понимали, что зацепиться просто не за что, потому следователь пошёл по другому пути, подсказывая мне направления, в котором ждёт развёрнутый ответ.
— Вас не смущают его наклонности в спальне?
Если мужчина пытался смутить меня намёком на БДСМ, то он провалился. Мне пришлось чуть сжать колени, потому что от воспоминаний о наших маленьких шалостях меня бросало в жар. Кровь бурлила, требуя снова окунуться в мир порока. Взять моего мужчину за руку и воплотить его пошлые фантазии в жизнь.
— Я их разделяю и горячо поддерживаю.
Следователь кивнул своим мыслям и продолжил почти без передышки.
— Вы осознаёте болезненность этих отношений?
Не понимаю, на что нацелен был последний вопрос. Может незнакомый мужчина хотел пристыдить меня? Может, это была банальная попытка выбить почву из-под ног. Не знаю, но диплом по психологии я когда-то получила не зря. Я укусила в ответ своим согласием с оппонентом.
— Строго говоря вы правы. БДСМ — это своего рода отклонение и в психологии относится к девиации. Но кто вам сказал, что эти люди действительно страдают? Они счастливы в своей болезненности и вы не смеете их осуждать.