Милый ангел
Шрифт:
Пэппи осталась дома, поэтому мы поужинали вместе. В понедельник начинается ее испытательный срок в Винни. Слава Богу, о Стоктоне она больше не вспоминает. Точнее, слава призраку миссис Дельвеккио-Шварц. Пэппи абсолютно уверена, что старуха материализовалась и поговорила с ней, хотя я в этом сомневаюсь. Да, я слышу шаги и смех, но, по-моему, их создает Фло.
— Ты уже переложила в другое место Шар и карты? — спросила Пэппи.
— Ох, забыла! Так и лежат в шкафу с «тильзитером».
— Харриет, это ей не понравится. Шаром и картами надо пользоваться, иначе они утратят силу.
И мне не осталось ничего другого, кроме как вытащить все оккультные принадлежности и разложить их на столе. Но вглядываться в Шар и раскладывать карты я наотрез отказалась.
— Я буду время от времени брать их в руки, и все, — твердо заявила я. — Она сама говорила, что это мошенничество,
— Да, поначалу она мошенничала, — невозмутимо объяснила Пэппи. — Но со временем поняла, что у нее появилась сила. А книги она оставила потому, что просто не смогла их выбросить.
— Она по-прежнему читала их. А силой обладала не она сама, а Фло.
— Наверное, книги готовились для Фло, на будущее, — предположила Пэппи. — Даже Фло пришлось ползать до того, как она научилась ходить. Позднее книги ей пригодятся.
— Полная чепуха! Миссис Дельвеккио-Шварц прекрасно понимала, что Фло никогда не будет ни говорить, ни читать. А вся эта чертовщина с медиумами… надеюсь, ты все-таки объяснишь мне, как работали Фло с матерью.
Но Пэппи ответила, что сама не знает: она никогда не видела, как хозяйка дома принимала клиентов. И никто из клиентов ничего ей не говорил, поспешно добавила она, заметив выражение моего лица. Мы отключили телефон миссис Дельвеккио-Шварц, а когда у нас скопилось несколько писем, в которых клиенты умоляли принять их, мы пришпилили на дверь объявление о том, что хозяйка дома скончалась. Письма перестали приходить. Странно думать, что все эти богатые дамы из Пойнт-Пайпера, Воклюза, Киллара и Пимбла добивались встречи с человеком, наследников которого теперь ищет отдел опеки!
Пэппи выглядела безмятежной и отдохнувшей. Она немного пополнела, несмотря на тяжкий труд медсестры на испытательном сроке. С одной стороны, мне хотелось, чтобы она сама заговорила о ребенке или Эзре и облегчила душу, а с другой, я радовалась тому, что она оставила прошлое между адом и раем — в лимбо.
Четверг
2 февраля 1961 года
Все-таки сверхъестественные силы существуют! Посмотрите последнее слово предыдущей записи, сделанной почти три недели назад. Лимбо. Вот где мы все живем — в лимбо, в преддверии ада. Прошло больше месяца со дня смерти миссис Дельвеккио-Шварц, а мы по-прежнему в неведении. Фло как будто исчезла с лица земли. Каждый день я звоню и расспрашиваю о ней, на коммутаторе в отделе опеки уже знают мой голос, но ничего определенного не сообщают. «Да, мисс Перселл, Флоренс Шварц здорова и счастлива. Нет, мисс Перселл, мы не разрешаем навещать детей, пока их будущее не решится»… Я боюсь потерять терпение, но не могу себе этого позволить. А если они записывают все мои звонки и когда-нибудь обратят их против меня? У них в арсенале уже есть моя молодость, бедность и статус незамужней женщины. Ради Фло я должна держаться любезно и вести себя как подобает. О, если бы для отдела опеки любовь значила хоть что-нибудь! Но она ничего не значит — ее нельзя увидеть, пощупать или взвесить. Я их понимаю. Разглагольствовать о любви гораздо проще, чем любить.
От мистера Хаша я узнала, что завещание пока не нашли, что в регистрационных книгах нет никаких упоминаний о рождении Флоренс Шварц и нигде не был зарегистрирован брак человека по имени Дельвеккио и по фамилии Шварц. Похоже, мистера Шварца, застенчивого еврейского джентльмена, вообще не существовало на свете. Всех его однофамильцев уже обзвонили, с каждым побеседовали. Обшарили весь Новый Южный Уэльс, но ни один Шварц не признался, что он отец Фло. Свидетельство о смерти Шварца, отца Фло, тоже не нашлось! Поговорив с Пэппи, мистер Хаш предположил, что у мистера Шварца была другая фамилия, под которой он родился, женился и умер.
Вдобавок Пэппи уезжала на два года в Сингапур, а проведи она это время в Австралии, она сумела бы пролить свет на тайну мистера Шварца. Пэппи смутно помнится, как кто-то незаметный, будто тень, и очень робкий раньше жил в комнате Гарольда, но миссис Дельвеккио, как она себя в то время называла, ни разу не упоминала о нем. Вернувшись из Сингапура, Пэппи застала дома миссис Дельвеккио-Шварц и новорожденную Фло. Все чудесатее и чудесатее. Мистер Хаш пришел в экстаз.
Наш лимбо охраняет отдел опеки, но этот сторожевой пес равнодушен и обезличен. Нам приходится платить за жилье раз в четыре недели, чеком или почтовым переводом на указанный номер. Все мы понимаем: отдел опеки просто ждет, когда удастся разобраться с запутанными делами миссис Дельвеккио-Шварц, а уж потом принять меры. В конце концов, завещание вполне может пылиться в шкафу у какого-нибудь провинциального адвоката. И мы ждем в лимбо, а над нами нависает дамоклов меч.
Удивительно, но за последние несколько недель я сблизилась с Тоби. В его жизни светлая полоса. Слава Богу, хоть кому-то из нас живется хорошо! Он получил контракт на картину для отеля, нашел владельца галереи, который не насилует художников, — Тоби заверил меня, что это большая редкость — да еще какого-то агента из Канберры, который спит и видит, как бы продавать полотна австралийских живописцев за границу и получать комиссионные. Про место на заводе, доставшееся роботам, Тоби и не вспоминает. Но лучшая новость заключается в другом: за мансарду он платит всего три фунта в неделю и отказываться от нее не собирается, даже если переселится в хижину возле Уэнтуорт-Фоллс. Я все упрашиваю его показать мне этот уединенный уголок, но Тоби лишь смеется и твердит, что сначала надо оборудовать уборную с отстойником и септиком. Предусмотрительный малый. Что я ненавижу, так это выгребные ямы. Я часто слышу бурные споры о том, что такое цивилизация и культура, и у меня даже сложилось собственное определение: признаки и того, и другого — ватерклозет и горячая вода в кухне и ванной.
Харриет Перселл, если тебе не о чем писать, кроме как о канализации, значит, ты деградируешь.
Надеюсь, я не стану слишком зависимой от Тоби. Как бы он ни нравился мне, я побаиваюсь, что моя зависимость подтолкнет его к неверным выводам. Он абсолютно прав: ладить с женщинами он не умеет. Просто он… австралиец до мозга костей. Если не считать папу, Дункана и еще пару человек, австралийцы относятся к женщинам пренебрежительно. Возьмем хотя бы моих старших братьев. Типичные австралийцы. Конечно, от гомосексуализма они далеки, но если хотят поговорить о серьезном или просто как следует отдохнуть, то ищут мужскую компанию. Гэвин и Питер говорят, что женщины способны разговаривать только о тряпках, младенцах, месячных и домашнем хозяйстве. Я слышала это от них миллион раз. Тоби живет не так, как мои братья, но меня не покидает ощущение, что он не намерен терпеть рядом с собой женщин, даже ведьм из Дома. Не представляю себе Тоби влюбленным всей душой. Он наверняка оставит кусочек себе.
Ночные скачки по лестнице и хохот продолжаются.
Понедельник
20 февраля 1961 года
Этим вечером я скромно ужинала с Тоби холодной ветчиной, картофельным салатом и сырой капустой из моего любимого магазинчика. Для горячей пищи сейчас слишком жарко и влажно. Мы почти не говорим — это ни к чему, даже когда в Доме повисает тягостная тишина. Болтаем мы в основном о Пэппи, которая на новом месте прямо-таки расцвела. О моем ангеленке мы ни словом не упоминаем. Хотя Тоби поддерживает меня, в глубине души я чувствую, что Тоби недоволен моей привязанностью и пылкой любовью к девочке. Подобные разговоры я приберегаю для ночных блужданий после того, как исчезает призрак миссис Дельвеккио-Шварц. Обычно это случается в четвертом часу. Чем дальше от меня уплывает Фло, тем труднее мне снова уснуть, может, потому, что в половине пятого мне все равно вставать. Я ложусь в постель и думаю о Фло, мысленно посылаю ей мою любовь и силу, стараюсь появиться перед ней хотя бы как видение. Глупости, конечно, но это меня утешает, а если телепатия и вправду существует, Фло становится легче. Как я по ней скучаю!
Сегодня утром я отчаялась уснуть, встала и сварила кофе. Марселина всегда спит у меня в ногах, но не упускает возможности попросить еды, поэтому она тоже поднялась. Я обнаружила, что от одиночества помогает прикосновение к теплому и мурчащему кошачьему тельцу. Но Марселина не любит подолгу сидеть на руках, она возвращается на кровать и снова засыпает, а минутная стрелка на больших вокзальных часах на стене вдруг замирает. Смотрю на нее — половина четвертого. Проходит целый час, не меньше, смотрю снова — половина четвертого. Неужели я ношусь по комнате со скоростью света? В отчаянии я сажусь к столу и начинаю раскладывать карты, заглядывая в книгу о Таро. Нет, я не гадаю. Просто запоминаю постепенно значение каждой карты, как прямой, так и перевернутой. Может, я попробую погадать, когда заучу все значения наизусть, — так мне будет легче разглядеть закономерности. Хоть какое-то занятие, пища для ума. Я уже давно ничего не читала — утратила интерес к книгам. Сегодня карты помогли мне, время наконец сдвинулось с мертвой точки: когда я в следующий раз взглянула на часы, они показывали четыре.