Милый друг Натаниэл П.
Шрифт:
Сумерки выдались чудесные. Лужи, которые пешеходы обходили еще накануне, высохли, не оставив следа. Из открытых кафе доносился и разлетался эхом веселый смех. Улицы как будто сделались шире, расслабленно распустившись к вечеру. Все вокруг двигались с небрежным изяществом, словно репетировали хореографическую сценку. Когда они сходили с тротуара, Нейт мимолетно коснулся рукой ее талии. Ему было хорошо. Он был там, где и хотел быть.
Глава 8
На следующей неделе Нейт привел Ханну к себе. На лестничных площадках третьего и четвертого этажа перегорели лампочки, и им пришлось подниматься в почти полной темноте. Дверь, когда он толкнул ее, издала жалобный мультисиллабический [48]
– Надеюсь, ты не ждешь слишком многого.
Ханна заглянула в кухню, потом прошла по узкому коридорчику в спальню. Нейт потянулся за ней. Готовясь к визиту, он занимался уборкой, но и прибранной квартира выглядела неубедительно, как профессиональный бандит, выряженный адвокатом для суда. На подоконнике валялась тряпка, которой он протирал стол и шкаф. Один из ящиков шкафа, забитый вещами под завязку, закрыть полностью не получилось. Постель Нейт успел застелить, но из-под одеяла все равно предательски высовывался бросающийся в глаза уголок черно-белой простыни.
48
Силлабический распев, силлабика (греч.) – способ распева, при котором на один слог приходится один звук мелодии. Мультисиллабический – многозвучный.
– Симпатично, – протянула Ханна, глядя на стену над письменным столом. – Мне нравится картина.
Эстамп картины Эль Греко «Вид Толедо» Нейт купил случайно, на улице. Синее грозовое небо и зеленый холмистый пейзаж города задевали в его душе какие-то струны. Рамку он прикрепил к стене клейкой лентой.
– Спасибо.
Нейт подошел к ней сзади. Положил руки на закованные в джинсы бедра. Наклонился, закрыл глаза и вдохнул запах ее волос…
В пятницу, после концерта в парке, они пообедали, а потом отправились к ней. Там Нейт и задержался до конца уик-энда. В субботу они сходили на завтрак, а потом погуляли по району и выпили по «кровавой мэри» в марокканском ресторанчике с работающим кондиционером и почти пустом в промежутке между бранчем [49] и обедом. Вечером у нее были свои планы. Нейт поболтался какое-то время в компании трех подружек по журналистской школе, но пропустил вечеринку, на которой предполагалось присутствие едва ли не половины тех, кто был на презентации в книжном магазине. В воскресенье, после полудня, Ханна практически вытолкала его из квартиры.
49
Бранч (brunch, англ.), слово образовано слиянием двух – breakfast и lunch, изначально сленг британских студентов – в США и Европе прием пищи, объединяющий завтрак и ланч между 11 утра и 16 часами дня.
– Я планировала как следует поработать в эти выходные и, если ничего не успею, то так и буду до конца жизни писать о новостях здравоохранения.
Раз в неделю Ханна составляла обзор таких новостей для веб-сайта «Таймс», и эта работа была одной из нескольких постоянных в ее фрилансерском наборе.
Ханна расслабилась, откинулась назад, прижалась к нему бедрами. Нейт ощутил прилив желания. В тот уик-энд, что они провели в ее квартире, она сама сняла запрет на секс.
В принципе, Нейт остался при своем мнении насчет желательности отношений. Но теперь, познакомившись с Ханной, узнав ее получше и придя к выводу, что она ему нравится, он уже не представлял, как может быть по-другому, и, с удовольствием отвергнув цинизм, убедил себя в том, что Ханна не похожа на других знакомых ему женщин. Хотя она и вышла из того же верхнего среднего класса, что и большинство людей из круга его общения, он находил ее более здравомыслящей и рассудительной и не такой ограниченной, как прочие. Она не блистала, но и не таилась. Была умной,
А еще ей каким-то образом удавалось создать впечатление, что она не решила, как быть с ним дальше. Казалось, Ханна оценивает его на соответствие неким придуманным ею самой стандартам. Нейт уважал ее за это, инстинктивно чувствуя, что и стандарты эти хороши, и сама она в целом хорошая женщина. Хорошая – не в том смысле, что добра к сиротам и котятам, и не в том, что стремится облагодетельствовать человечество, как Кристен, а в каком-то другом. Хорошая – то есть честная, справедливая, без снобистских замашек…
С улицы донесся треск выстрелов. Похоже, кто-то пустил в ход фейерверки, оставшиеся с прошедшего несколькими днями ранее Дня Независимости. «Стрельба» прекратилась, и ее сменили крики и пронзительный вой автомобильной сигнализации.
– Извини, – Нейт отпустил Ханну и прикрыл окно. – Для моих соседей независимость Америки – дело очень серьезное.
Она подошла к стеллажу из молочных ящиков у кровати и стала рассматривать стоящие на нем книги.
– Хочешь вина? – спросил Нейт.
– Конечно.
По пути в кухню Нейт зевнул. Время было позднее, и они уже пообедали.
Вино, купленное заранее в «Тэнглд вайн», стояло на столе в пластиковом пакете. Нейт вытащил пробку, взял два бокала и, держа их за ножки в одной руке, вернулся в комнату.
Ханна стояла на том же месте посредине комнаты. Нейт поставил бокалы и бутылку на полку и подошел к ней.
Первое – да и второе – общее утро выдались суматошными, беспокойными, и на этот раз Нейту не хотелось спешить.
Он поцеловал Ханну. Она была почти одного с ним роста. Ему даже почти не пришлось наклоняться. Руки соскользнули с талии под рубашку. Спина у нее была крепкая, жилистая. Он нащупал застежку бюстгальтера и почувствовал ее руки у себя на спине – пальцы, мягко разминая поясницу, двигались по кругу под резинкой трусов-боксеров. Полному удовольствию мешало осознание того, что он поправился, слегка раздался в боках и спереди. Нейт попытался подтянуться, напрячь мышцы.
Он подтолкнул Ханну к кровати, выключил настольную лампу, придававшую комнате сходство с учреждением, и начал расстегивать пуговицы на рубашке. Глаза уже привыкли к темноте, и он увидел, что Ханна смотрит на него с кровати. Поймав его взгляд, она стащила через голову блузку.
Нейт налил вина в бокал и подал ей. Пока Ханна пила, он сидел рядом, поглаживая ее груди. Она отдала ему бокал и расстегнула джинсы. Нейт отставил бокал, толкнул Ханну на спину и, стянув джинсы, прижался к ней…
Как и в прошлые разы, водоворот нахлынувших чувств захватил его почти мгновенно и с удивительной силой. Последние перед Ханной – с тех пор прошло несколько месяцев – встречи с женщинами, которых он едва знал и не имел желания видеть снова, проходили до странности равнодушно, как будто он занимался мастурбацией.
Ни он, ни она никаких изысков в сексе не искали, довольствуясь непритязательной «миссионерской» позицией, и его это вполне устраивало. Ханну, похоже, тоже. Ее тело отзывалось на каждое прикосновение, и именно это нравилось Нейту больше всего. Это и еще – полное отсутствие искусственности: не надо притворяться, играть роль, подстраиваться под чьи-то ожидания. И острота ощущений, при всей ее загадочности, и временное забвение были настоящими, реальными. Кончив, он замер, прижавшись лицом к ее шее, вздрагивая от прокатывающихся через него волн нежности…