Милый Каин
Шрифт:
А как же Хулио? Кораль была готова плакать оттого, что не видела общего будущего для себя и его. Разве могут ужиться два человека в одном доме со злобной гадюкой?
Она переступила порог «Римской виллы», мысленно задавая себе вопрос, не в последний ли раз приходит в этот дом. Кораль было нелегко решиться на этот визит, но она заставила себя так поступить хотя бы из соображений внутренней самодисциплины.
Карлос был дома. По совету врачей большую часть времени он проводил в покое. Для него это означало сидеть в кресле, запрокинув голову, и слушать классическую музыку.
Запись
Тишина, повисшая в гостиной, была особенно гнетущей по сравнению с прекрасной музыкой, только что звучавшей здесь. Кораль села в кресло на расстоянии нескольких метров от Карлоса, рассчитывая, что на такой дистанции он не заметит ее дрожащих рук. Мужчина держался с достоинством, что явно давалось ему нелегко, учитывая физическое состояние.
— Я так понимаю, ты решила заглянуть на огонек. Извини, но не могу сказать, что очень рад тебя видеть. Ушат какой грязи ты собираешься вылить на меня на этот раз? В каких грехах и извращениях намерена обвинить?
— Ничего подобного не будет. С этим покончено.
— Неужели? — фыркнул Карлос.
— Да. Беру свои слова обратно. Я имею в виду те обвинения. Я ошиблась.
— Не понимаю, зачем нужно было прибегать к такой мерзости, чтобы развестись со мной.
— Повторяю, я ошиблась. Так получилось. Извини. Надеюсь, инцидент исчерпан.
Карлос осторожно покачал головой.
— Нет, не исчерпан. Ты не имеешь права обращаться со мной как с куском дерьма, топтать мое достоинство и лишать меня права видеться с детьми.
Кораль мрачно смотрела в пол и машинально вытирала потные ладони о колени. Дышала она тяжело. Разговор явно не клеился, к тому же она сама начала его не в лучшей тональности. Впрочем, это, наверное, было неизбежно.
— У тебя-то как дела? Я хотела сказать… как шея?
— Здоровье на данный момент — наименьшая из моих проблем.
— Ты совсем один? К тебе в гости хоть кто-нибудь приходит?
— Родители иногда заезжают. Да и Арасели никуда не делась. Пожалуй, это и есть мой главный товарищ по несчастью. Я сильно подозреваю, что она очень переживает из-за того, что мы с тобой расстались, а еще больше — из-за того, как именно это произошло. Ей, женщине старой закалки, не понять, как можно просто так взять и без каких бы то ни было объяснений уйти, забрав с собой детей. Впрочем, ты ее знаешь. Она человек скромный и тактичный, понимает, как мне тяжело, и не задает никаких неуместных вопросов. Хотя, как ты понимаешь, если бы она меня об этом и спросила, то я вряд ли смог бы сказать ей что-то вразумительное.
— Арасели — просто чудо, — сказала Кораль, радуясь тому, что нашлась хоть какая-то безобидная тема для общего разговора.
— Она очень скучает по детям, особенно по Диане.
— Представляю себе. Но я полагаю, что она все равно соскучилась по ней не так, как ты.
При этих словах Кораль почему-то поперхнулась. Ей было не по себе. Она очень хотела, чтобы напряжение, возникшее между нею и Карлосом, хотя бы немного ослабло, а разговор пошел в мирных тонах.
— Карлос, я была во многом неправа и несправедлива. Диана все время про тебя вспоминает. Она хочет видеться с тобой, и мы могли бы
— Пусть приезжает буквально завтра же. Передай с ней все необходимое — одежду, игрушки, все, что ей понадобится. Пусть поживет у меня какое-то время.
Кораль с готовностью согласилась с этим предложением.
Они немного помолчали, потом Карлос спросил:
— Почему ты так со мной поступила? Зачем тебе это нужно?
— Такая уж я странная. Мог бы привыкнуть за столько лет.
— Больше всего я волнуюсь за Диану. Вся эта ситуация…
— Я прекрасно тебя понимаю. Я за нее тоже беспокоюсь.
— Я ведь тебе говорил, что этот мальчишка нами манипулирует. Мы с тобой долгое время просто этого не замечали.
Кораль оставалось только согласиться.
— Ты, Кораль, тоже меня обманула. Я же знаю, с кем ты сейчас. В общем-то, это не мое дело. Живи как хочешь. Я прошу тебя только об одном. Думай о нашей дочери, о ее судьбе.
— Хорошо. Договорились. Завтра я завезу ее к тебе. Обо всем остальном…
— Все остальное обсудят наши адвокаты, — перебил он.
— Да, конечно.
— Договорились.
— Да, договорились.
Уже выходя из комнаты, она услышала, как Карлос процедил сквозь зубы:
— Подыщи себе хорошего адвоката.
Время от времени Кораль приходила в чердачную мастерскую, которую Хулио, как и обещал, предоставил в ее полное распоряжение. Ей вновь захотелось встать к мольберту, чтобы как-то выразить то, что мучило и терзало ее изнутри, воплотить хаос, царивший в душе, в нечто материальное, воспринимаемое органами чувств.
Рисуя, она ни о чем не думала. Ее сознание в эти минуты и часы представляло собой некое пористое пространство, пропитанное настоем ощущений и образов, которые легко проникали в него и так же запросто уходили в неизвестность, никогда не задерживаясь надолго. К ним нельзя было привыкнуть, начать их анализировать и осознать, насколько они сложны и болезненны. Разум Кораль отдыхал, а руки тем временем работали. Кисти мазок за мазком покрывали холст слоем краски.
Кроме того, женщине нравилось бывать там, где Хулио в любой момент мог найти ее. Она приходила сюда, на чердак, вместе с детьми. Нико обычно усаживался где-нибудь в углу и анализировал учебник с партиями, сыгранными великими мастерами шахмат. Диана располагалась на полу и, подражая маме, начинала рисовать цветными мелками на больших листах бумаги. Так, под мерное жужжание вентилятора и какую-нибудь тихую музыку, порой проходили целые дни и вечера.
Если звонил Хулио, то она брала телефон тряпкой, чтобы не испачкать аппарат, хотя на самом деле этот кусок ткани был пропитан и перепачкан красками ничуть не меньше, чем ее руки. Омедас представлял себе ее счастливой и вдохновенно работающей. Он не без оснований полагал, что Кораль не откладывает кисть, даже разговаривая с ним и рассказывая о том, как у нее прошел очередной день. Говорили они много, но встречаться предпочитали только по ночам. Эти ночи были роскошно длинными, насыщенными жаркими и ласковыми словами. Порой оба забывали обо всем, что было раньше. В их сердцах на миг зажигалась та же безумная страсть, что объединяла их когда-то давно, в юности.