Милый, не спеши!
Шрифт:
— Не станем забывать, что мы должны доказать его вину, а не он — свою невиновность, — предупредил Ванадзинь. — У нас нет ни одного свидетеля, и если Крум уничтожил оружие, обувь и одежду, которую Ребане обещает идентифицировать, то у нас не окажется ни одного вещественного доказательства. И все же, — следователь вызывающе взглянул на полковника, — я поддерживаю точку зрения майора.
— Полагаетесь на ваш прославленный метод? — улыбнулся Дрейманис. — Два, четыре, шестнадцать — и Крум запутается в вашей математической сети… Но только если он не сознается, его придется освободить, а тогда — ищи ветра в поле. И вы первый станете требовать от нас конкретных результатов. А они сами собой не возникают. Надо пытаться застать виновного на месте преступления, с запятнанными руками.
— На это могут понадобиться месяцы и годы! — ужаснулся Ванадзинь. — А что скажет общественность?
— Как и всегда, станет ругать милицию: «За что только им деньги платят?..» Но даже те, кто орет громче всех, не стремятся к нашему легкому хлебу… Одним словом, мне доверено найти виновного, и я его найду! Если, конечно, меня до тех пор не снимут с работы.
Чувствовалось, что в эту последнюю возможность Дрейманис не верит — настолько уверенным в себе выглядел он сейчас. О дедуктивных способностях полковника свидетельствовала следующая его фраза:
— В этой связи попрошу сейчас высказаться лейтенанта Силиня.
Я знал, что приглашение не застало Силиня врасплох. Однако он не стал сразу брать быка за рога — наверное, решил, что выгоднее будет, если придуманный им с Аспой ход предложит кто-нибудь из начальства.
— По-моему, нельзя складывать руки. Надо попытаться спровоцировать преступника — все равно, подозреваемый это или кто-то еще неизвестный. Конечно, если мы сможем обеспечить, чтобы Крум в этот момент не выкинул никаких номеров.
— За это я ручаюсь, — поддержал его Банковскис, зато Акментынь присвистнул:
— Стандартный ход с дамой…
— Вовсе не стоит пренебрегать им, — неожиданно поддержал Силиня Дрейманис. — Нас обычно призывают не расценивать противника слишком низко. Но так же нелепо предполагать, что он специально изучал криминалистику. Во всяком случае, в данном деле. Поэтому считаю, что успеха можно добиться и традиционными приемами, воздействующими на инстинкт, а не на интеллект. Есть у вас конкретная кандидатура?
— Сержант Вайвар согласна.
— Так я и думал, — с довольным видом усмехнулся полковник. — Готова на любой риск и бесконечно доверяет своему рыцарю… Но шутки в сторону — мы не имеем права вовлекать в опасную операцию работника не нашей службы.
— Она идет на это добровольно, — возразил Силинь. Ему, неизвестно почему, казалось, что участие в этом деле именно Аспы и никого другого сулит успех. — Аспа Вайвар находится в отпуске, кто может запретить ей вечерами поездить в электричке и побродить в окрестностях дачного поселка? Под мою ответственность, товарищ полковник.
— Даю вам на этот эксперимент сорок восемь часов, — заявил Ванадзинь. — Тем временем мы с майором Козловым будем параллельно разрабатывать другие версии. Если не ошибаюсь, до сих пор вы в своих розысках руководствовались внешними приметами и характером преступника. Мы изучим аналогичные случаи у нас и в соседних республиках — попытки изнасилования, в которых применялся эфир или фигурировал парабеллум или иное оружие, дающее царапины на пулях.
— Очень хорошо, придам вам в помощь лейтенанта Акментыня. Пригодится и опыт нашего главного эксперта. Какими новостями ты нас порадуешь? — повернулся полковник к Ребане, только сейчас присоединившемуся к участникам совещания.
Ребане извлек из объемистого портфеля стопку синих картонных карточек и разложил их на столе. Откашлялся, словно хотел сделать пространное сообщение. Но, заметив, как полковник покосился на мерцавшие цифры электронных часов, решил ограничиться краткими выводами.
— Ладно, если вы готовы поверить мне на слово… Итак, убийца был в джинсах фирмы «Латвия», на ногах — те же самые «ботас», как уже констатировалось ранее, дальше — пиджак или куртка из бумажной ткани, в свое время именовавшейся «чертовой кожей». Куртка сильно поношена и потому установить ее происхождение трудно, но опознать сможем. Отпечатков следов достаточно, чтобы судить о его походке. Мы сопоставили глубину следов, и оказалось, что он бежал вприпрыжку, словно боясь опереться на правую ногу.
— Хромой, — удовлетворенно произнес Ванадзинь, еще не распростившийся окончательно с замыслом немедленно допросить Крума.
— Да, но наш-то синюшник припадает на левую ногу, — заглянув в свои заметки, напомнил Банковскис.
— Я анализирую объективные данные, — сделал гримасу Ребане. — А они допускают и другое истолкование: бежавший человек находился в состоянии крайнего возбуждения, несся стремглав, петлял, не зная, куда кинуться, забился в кустарник, оцарапался — мы обнаружили там мелкие следы крови, не дающие, однако, возможности определить ее группу. Он мог подвернуть ногу, кто знает. Долго оставаться в укрытии ему нельзя было, преследователь находился поблизости. Единственное логическое объяснение множества оставленных им следов — то же самое состояние аффекта: выстрелив, помчался сломя голову, без оглядки, продираясь сквозь кусты, по молодняку. Нам удалось проследить его путь до самой станции.
— Такое пригодится разве что товарищу из газеты, — с ехидцей заметил полковник. — А нам какой толк от всего этого?
— Мы даем заключение, — отбился эксперт. — Выводы и предложения — по твоей части, не стану отбивать твой хлеб. Психически неуравновешенный человек; а был он таким от рождения или стал под воздействием алкоголя — это уж ваше дело установить.
— Будем иметь в виду, и на том спасибо, — и полковник встал. — Начнем действовать, товарищи! Если будут новые указания — созову вас к вечеру.
Инструктирование и переодевание Аспы происходили в моей квартире. Ничто не должно было указывать на то, что она как-то связана с милицией. Мне подумалось, что Дрейманис не столько боялся вспугнуть преступника (он ведь утверждал, что не допускает возможности слежки), сколько желал сохранить свою совесть спокойной. Ловушки между станцией и поездом были устроены без прямой связи с проектом Силиня, в поездах вот уже третий вечер курсировали работники милиции в самых разных обличьях, только Козлов, чтобы картина выглядела совершенно естественной, временами позволял себе сесть в вагон в форме.