Милый, не спеши!
Шрифт:
— Станешь орать, мы тебя так разукрасим, что родная мать не узнает, — и провел шершавыми пальцами по ее лицу. Прикосновение было настолько противным, что Аспа затаила дыхание и только в отчаянии повела глазами вокруг.
Целовавшаяся парочка исчезла, за окном пробегали похожие на виселицы электрические столбы, колеса равнодушно стучали на стыках. Выхватить из-за пазухи газовый пистолет? Отнимут и его, с тремя хулиганами ей не справиться. Тогда уж лучше изобразить обморок.
Аспа уронила голову назад, сползла к стенке. Хулиган ослабил руку:
— Рвем когти, парни, принцесса отдает концы!
Далеко они не удрали. В темном тамбуре, где можно было протиснуться лишь по одному, стоял Силинь и, словно по конвейеру, передавал хулиганов поджидавшему в соседнем вагоне патрулю.
К Аспе он не подошел, лишь подтолкнул к ней по сиденью сумочку и вымученно улыбнулся, словно обещая, что, кроме таких вот цветочков, будут еще и ягодки.
На станции не было видно даже дежурного. Лишь в освещенном окошке кассы виднелся молодой человек в форме железнодорожника, от скуки листавший толстенное расписание поездов. Сошла здесь не только Аспа: несколько пассажиров торопливо пересекли рельсы перед поездом и скрылись в темноте. Где-то пропала и шумливая кучка подростков — спортсменов из «Трудовых резервов», в очередной раз нарушивших режим тренировок. Еще некоторое время на перроне оставались две женщины в вечерних платьях, но вскоре они увидели на площади машины, в которых за театралками приехали их мужья, и тоже исчезли.
Дорогу Аспа знала наизусть. Силинь нарисовал ей каждый поворот, описал даже рельеф местности. К тому же ярко светила луна, ее свет свободно проникал через сухие вершины сосен. И все же даже в этом призрачном полумраке ей поминутно казалось, что она сбилась с пути. Хорошо, что можно было воспользоваться карманным фонариком. Но и этот «светлячок» не привлек злоумышленника. Когда впереди засветились огни дачного поселка, девушка пустилась бежать, хотя знала, что пройдена лишь часть пути и ей, как пловцу на дальние дистанции, еще не раз предстоит оказаться в этом конце бассейна, повернуть и следовать в обратном направлении… Преодолевая расстояние в последний за эту ночь раз, Аспа уже ковыляла, ни о чем больше не думая и ни на что не надеясь. И пришла в себя только у меня на кухне, куда Силинь привез ее в машине, правильно сообразив, что его холостяцкая квартира на этот раз была бы некстати.
На следующую ночь место волнения заняло тупое безразличие. В морге Аспа простилась с братом и окончательно поняла, что жизнь ему не вернет ничто: ни расплата, ни предусмотренная судом кара. Конечно, надо заботиться о других, выполнять свой долг, но это можно было делать и с холодным рассудком.
Силинь прекратил операцию уже в два часа: надо же было Аспе выспаться, в особенности перед тяжелым днем похорон. Сейчас оба они находились, вероятно, уже у места последнего упокоения Ярайса, а я торчал в кабинете Козлова и, как потерпевший поражение воин, лечил свои раны йодом самокритики и бальзамом присущего Ванадзиню оптимизма.
Пока этот оптимизм казался ничем не оправданным. Во всяком случае, так уверял Юрис Банковскис — а кто мог судить об этом лучше него? О действиях Крума он в данный момент мог бы рассказать даже больше, чем сам объект наблюдения. Меня лейтенант считал союзником: как-никак, мы вместе делали первые шаги в направлении теперешнего тупика.
— Слушай, — без малейшего смущения усевшись на майорский стул, обратился ко мне Банковскис. — Наш Витольдик превратился прямо-таки в пай-мальчика, в положительного героя из детской пьесы: не пьет, не курит, так что будь у меня участок, строить дачу я доверил бы только ему. Если бы эти проклятые маляры здесь у нас работали с таким рвением хоть неделю, мы давно забыли бы, что ремонт является вечным временным явлением… Не знаешь, где Саша хранит свою емкость с кофе? Неужели правда, что в несгораемом шкафу? Слушай дальше! Вчера Крум доделал финскую баню, надо было ее опробовать — какую температуру может нагнать обогреватель. А профессорская Клара после вашего визита стала пугливой, оставлять его на ночь не захотела. К счастью, вовремя вернулся сам хозяин и страшно захотел погреть кости перед сном. И кочегарили почти дотемна, потом в три приема парились еще целый час. Маркуль в промежутках бегал под душ, а наш подопечный обновил еще и бассейн. Плескался розовый, как невинный ребенок. Потом я слышал, как профессор предлагал глотнуть пивка. И что ты думаешь? Крум поблагодарил и отказался: завтра, мол, то есть сегодня, надо установить в бассейне подводное освещение, а для этого нужна ясная голова. А прошлым вечером, по нашей просьбе, ему предлагали аванс — он и от денег отказался: пусть заплатят все разом, и то прямо жене в руки… Я уже хотел махнуть на него рукой, вдруг вижу — снова вылезает из берлоги. На хозяйской половине свет уже погас, но заметно было, что в руках у него — небольшой сверточек. Я крадусь за ним, и что ты думаешь — куда он меня привел? К морю! Не хватило ему бассейна, захотелось и в соленой воде поплескаться. Подумать только, как сауна портит человеческий характер! Бултыхался битый час, потом залег и как покойник дрых до полседьмого. А сейчас прилаживает эти самые лампочки.
— Не сердись, Юрис, — я попытался выразиться поделикатнее, — но не допускаешь ли ты, что он заметил наблюдение? Это же не шутка — на четыре дня превратиться в тень человека. Может, кто-нибудь из твоих помощников был недостаточно осторожен? И сейчас Крум своим театром водит вас за нос.
— Раньше или позже замечают любую слежку. — Мой вопрос не задел чести Банковскиса. — Но только профессионалы. Человек с чистой совестью обычно не оглядывается… А теперь скажи: как бы повел себя ты, желая сбить с толку наблюдателей? Так резко изменить образ жизни — это как раз выглядит очень подозрительно. Я скорей думаю, что Текле удалось, наконец, уговорить его вшить ампулу.
— Стоило бы проконсультироваться с психотерапевтом.
— Уже сделано. Целый час слушал лекцию. Оказалось, что на этом свете случаются всякие чудеса. И у нашего случая есть различные прецеденты в психиатрической практике. Одна теория пришлась бы как раз по вкусу Саше. А именно: после полного удовлетворения ненормальных стремлений наступает продолжительный период внутреннего покоя, когда неспециалисту больной может показаться совершенно здоровым. Не завидую Особо важному Ванадзиню, — и Банковскис тяжело поднялся. — Через полчаса доставлю ему Крума на допрос.
Весь этот час я листал принесенное Леоном Акментынем дело об убийстве Аркадия Гаврилова, снова и снова убеждаясь в сложности милицейской работы. Лишь постепенно открывались обстоятельства, при которых совершилось загадочное преступление, и выяснение их еще затрудняла необычная личность самой жертвы. Человек пропал без вести, но целую неделю никто не проявлял никаких признаков тревоги. Лавина, как обычно, началась с одного камешка. Дворничихе с Академической улицы в конце концов надоело каждый раз огибать желтые «жигули», уже шесть дней стоявшие без движения у тротуара, так что не удавалось даже путем полить улицу: сточная решетка, находившаяся как раз под машиной, засорилась и не пропускала воду. Машина не принадлежала никому из здешних жильцов, в этом уверял сын дворничихи, а во всем, что касалось автомобилей, на мальчишку можно было положиться. Он даже предлагал вызвать автоинспекцию, но мать рассудила, что для того, чтобы убрать помеху, хватит и участкового. Инспектор сразу заметил, что в замке зажигания торчит ключ. Так что отъехать было совсем просто, но прежде требовалось выяснить, кому машина принадлежит.
— Ищите у любовницы, — кратко ответила законная жена Гаврилова. — С тех пор, как он демобилизовался и вернулся из-за границы, знаю о нем меньше, чем узнавала раньше из писем. Я уже подала на развод: нам с сыном нужен настоящий отец.
Но не смогла помочь и Илона Гудревич:
— Захаживает временами. Но никогда не остается больше чем на два-три дня. Очень уж неусидчив, все время носится на своей машине по деревням, словно хочет открыть родную землю заново. Ночует, где придется.
Вряд ли кто-нибудь может представить себе весь объем работы, какую приходится переделать в подобных случаях. Страницы дела давали о них исчерпывающую информацию: было опрошено сто шестьдесят восемь жителей Академической улицы, многие из них заметили желтую машину, но Гаврилова не знал никто — ни по имени, ни в лицо. Казалось уже, что его придется объявить безвестно отсутствующим, когда из соседнего района поступило тревожное донесение. В лесу, в полукилометре от дороги, мальчишки случайно обнаружили труп застреленного мужчины. Формальности опознания и заключения экспертов заняли целый том. Картина происшествия прояснилась: Гаврилов был застрелен на краю небольшой вырубки, упал в куст малины и пролежал там три недели. Пулю найти не удалось, но были основания предполагать, что она была выпущена из пистолета системы Макарова. Жертва не была ни обыскана, ни ограблена, поэтому в районной милиции решили, что целью убийства было похищение машины. Ее бросили на улице, когда кончился бензин, но не успел ли преступник до того воспользоваться ею для совершения других преступлений? Этот и многие другие вопросы все еще висели в воздухе, не хватало фактов, какие дали бы хоть малейшее указание на мотив убийства или личность убийцы.