Мимикрия пустоте
Шрифт:
Лишившись в раннем возрасте матери, мальчик будто бы потерял и смысл жизни, с тех пор – против своей воли – находясь на попечительстве отца, неумышленно вынуждая Виктора Васильевича частенько брать взятки.
Эдвардс нехотя поблагодарил неприятного выскочку и махнул руками Мише, предлагая немедленно отправляться. Оба тут же вышли в малолюдный дворик, навстречу удушающе жаркому августу, оставив недовольного безрезультатностью своих трудов толстого смотрителя одного. Собственноручно волоча два битком набитых чемодана – обременять мальчишку, вот-вот способного переломиться пополам, Мосье Жорж не хотел – клоун
Дорога не заняла много времени – «Долина Осени» удобно располагалась через две улочки и небольшой скверик, в бессобытийное время обычно переполненный, но на период ярмарки превратившийся в идеальное место для променада и глубоких размышлений. Жорж дал мальчишке рубль и попрощался с ним, по-клоунски помахав только ладонями. Тяжело сказать, какая ответная эмоция застыла на лице Миши – на нем отчетливо виднелся страх перед жестом прощания, но вместе с тем он перемежался радостью от неожиданно полученного рубля. Поэтому мальчик не придумал ничего лучше, чем вытянуть шею вперед вместо привычного кивка и отправиться обратно к недовольному своими безрезультатными действиями отцу.
Поселение отняло у Эдвардса больше сил, чем времени: в качестве воздания за относительное спокойствие и простоту в действиях до сего момента, жизнь, что за капризная дама! подсунула ему ужасного лакея, который то и дело норовил предложить беспорядочные услуги. Может, чаю для господина? Не помочь ли с чемоданами? Не хотите ли за дополнительную плату обеспокоиться завтрашним рационом? А может, изволите музыки? Спустя десяток отказов – сначала вежливых, а затем понятных, клоуну удалось избавиться от навязчивой блохи. О, как разнообразен животный мир!
Когда покой, наконец, был обретен и Жорж заперся в своем просторном номере, его посетил необъяснимый прилив сил. Эдвардс моментально принялся в энергичной манере разбирать утомившие его своей тяжестью чемоданы, попутно стараясь повнимательней рассмотреть место своего обитания на ближайшие недели. Стоит отдать должное клоуну, ведь продержался он почти честную половину часа, пока удивительная легкость в движениях не окончилась разрушительной усталостью – как же хрупок своей оболочкой человек!
Осознав невыполнимость дальнейших потуг, Эдвардс ограничился лишь самым необходимым и, переодевшись в легкие рубашку и брюки, охотно взялся за припасы, которые заблаговременно заготовил в дорогу. Всякий, кто оказывался в схожих обстоятельствах, решая отобедать после насыщенных приключений – поездку на почтовых иначе трудно назвать! – знает не понаслышке, насколько коварным, наравне с весенней порой, бывает сие решение. Посему, стоило Мосье Жоржу покончить со скромной трапезой, он тут же незаметно для себя погрузился в пучины послеобеденного сна.
Спал клоун отлично, безо всяких тревог и лишних беспокойств. По всей видимости, назойливый лакей оказался чрезвычайно глубокого ранен, так как после категоричного отношения со стороны нового постояльца ни разу, ни в этот, ни в последующие дни не предложил своих услуг. Лишь к вечеру Эдвардс пробудился, однако почувствовал, к своему разочарованию, не свежесть духа, но ощущение полной растерянности и опустошенности. Шею чудовищно резало, отдавая потупленной болью в голову, а спина уподобилась высохшей глиняной заготовке скульптура-недоучки, превращая малейшие движения в настоящий вызов собственной природе.
– Что же за день такой… – Мосье Жорж поразмыслил, какой же сегодня день, и недолго думая, прибавил: – паршивый. – С таким настроением проходил он по номеру с четверть часа, то разминаясь, то возвращаясь к отчасти распотрошенным чемоданам. Наконец, не выдержав гостиничной скуки, Эдвардс решил незамедлительно отправиться на ярмарку.
Вследствие строгой ограниченности размеров города и высокого ажиотажа вокруг происходящего события, поиск не отнял много времени, и уже спустя несколько улиц клоун оказался на церковной площади лицом к параллельно расположенным рядам с различными товарами. Глаза моментально зацепились за ближайшие палатки, наполненные всевозможной макулатурой: листками с лубочными картинками, назидательными текстами, какими-то старыми и, весьма вероятно, не совсем подходящими под текущие политические свободы журналами и газетами.
– Господин, подходите, уж не стесняйтесь! Собранные лично мною различные экземпляры многих месяцев и годов! – выкрикнул офеня, заметивший, как Жорж внимательно рассматривает его товар.
Изначальное предположение об акте наглой лжи смотрителя станции утром оказалось сущей правдой. Ни торговец макулатурой, ни большая часть встречаемых на улицах людей не имела представления о существовании в их городе личности клоуна, ожидающего давать выступления в честь завершения ежегодной ярмарки. «Но оно к лучшему», – подумал Эдвардс и неспешно приблизился к заинтересовавшей его палатке. Принявшись рассматривать накопленные за долгое время обличающие бумажки, он беглым взглядом ухватил материала на несколько подсудных дел.
– Ты скажи-ка, братец, лучше – не боишься ли ты такое продавать? – Удивленный опрометчивой смелостью офени, поинтересовался Мосье Жорж. – Время у нас сейчас тревожное, объединять патриотическими чувствами пытаются, а ты противоборствуешь. Непорядок!
– Да какой там! Коли вы про ограничение свобод, – тут он все же слегка опустил свой голос, – то в нашем городке сие уж точно всем безразлично. Уж поверьте, обиженным никто не уйдет, – С последними словами торговец, будто подразумевая очевидное, подмигнул.
– Все ясно, – на деле Эдвардсу не представлялась интересной роль справедливого рыцаря общества, тем более не тянуло вступить в спор с увертливым ужом. Отчего, получив ответ, способный назваться внятным, клоун продолжил осматривать различные журналы.
Разворот одного из них – заваленный множеством бумажных собратьев – проступал кусочком текста, датированного за семнадцатое января текущего года. Состояние газеты выглядело плачевным, мешая отчетливо прочитать написанное на выглядывающем островке. Единственное, за что удалось зацепиться взглядом – упаднические настроения об эпидемии чумы в Индии, кричащие о мерах борьбы с нею и о необходимости международного вмешательства. Очередное лицемерие, словно горчащий сироп, которым пропитали каждую букву, не выдерживало своей роли и просачивалось обратно, как смола сквозь кору молодого дерева.