Мимо денег
Шрифт:
Вдобавок за все полтора месяца они провели врозь только те ночи, когда Стрепетов убывал из Москвы по делам — один раз в Германию, второй раз в Китай. Возвращался еще более ненасытный и, как в первый раз, не слезал с нее часами, доводя до полного изнурения. Уже не только пульс бился у них в унисон, но и кровь бежала словно по сообщающимся сосудам. Однажды Аня поинтересовалась, со всеми ли женщинами он ведет себя так беспощадно или только с ней, горемыкой.
— Какая тебе разница? — буркнул он недовольно, установив ее в какую-то сверхъестественную, не изученную никакой Камасутрой позицию.
Она подозревала, что-то сломалось в его бедной коммерческой головенке и авария волею судеб совпала с днем их знакомства.
Весь ужас был в том, что Олег поработил ее, разнес вдребезги ее суверенность, и она боялась даже подумать, что с ней станется, когда он наконец пресытится ею и отшвырнет на обочину. А в том, что это случится, и довольно скоро, она не сомневалась ни минуты. Чем ближе,
Офис «Токсинора» занимал целиком двухэтажное здание бывшей ведомственной поликлиники на Каланчевке, еще сталинской постройки, с могучими стенами, со смотровыми башнями, с фундаментом, вросшим в землю на века. Здесь работало около ста человек, и со многими Аня успела познакомиться, а с некоторыми почти подружиться. Конечно, шила в мешке не утаишь, ее близость к боссу, положение фаворитки настораживало сотрудников «Токсинора», но одновременно притягивало к ней. Аня болезненно ощущала призрачность, хрупкость своего здешнего статуса, но надеялась, что ее чары будут действовать достаточно долго и она хотя бы сумеет подкопить деньжат…
Англичанин Джонатан Смайлз, седой как лунь, наслаждался обществом двух офисных девушек — Наташи и Тамары. Девушки были очень дорогие. Наташу посылали в трехмесячную командировку в Японию, где она выучилась на гейшу, а Тамара играла на аккордеоне, а также в совершенстве владела тантрическими приемами индуистских храмовых жриц. Обе, по контракту с «Токсинором», не имели права подрабатывать на стороне, руководство фирмы подсылало их только к самым уважаемым, авторитетным клиентам. По конторе ходили легенды об их баснословных гонорарах. Обе девицы действительно умели так подать себя, что в любом одеянии казались голыми, но их манеры оставляли желать лучшего. Они непрерывно истерически хохотали, посверкивая ослепительными фарфоровыми коронками, изрекали непристойности, от которых уши вяли, внезапно содрогались в конвульсиях, изображая хронический, вялотекущий оргазм, и в общем мало чем отличались от участниц и ведущих популярных телешоу. Разумеется, и на такой товар находились большие охотники, особенно среди неутомимых в любви кавказцев.
Войдя в конференц-зал, Аня застала прелестную сцену: гейша Наташа, жгучая брюнетка, кормила седенького плейбоя с ложечки из серебряной розетки чем-то белым. Он послушно, как вороненок, открывал рот и проглатывал ложку за ложкой, сопя от удовольствия. Тамара, пепельная блондинка, сидя на пуфике у его ног, с отстраненным видом наигрывала на аккордеоне старинный блюз «Однажды в Акапулько».
— Кыш, девочки! — весело распорядилась Аня. — Свободны до вечера.
Девочки окинули ее неприязненными взглядами, но роптать не посмели. Послушно потянулись к выходу, дико хохоча. Англичанин смущенно улыбался:
— Озорной русский девушка. Зер гут.
По прикидкам экспертов «Токсинора», состояние Джонатана Смайлза оценивалось в три — три с половиной миллиона фунтов. Аня не знала, на чем и как подцепил его Стрепетов, но, возможно, это было одно из его самых ценных приобретений на международном рынке. Дело не только в том, что Смайлз богат (производство парфюма, сеть фирменных магазинов «Галатея» по всему миру), главное, его репутация в бизнесе безупречна. Член респектабельных лондонских клубов, кавалер ордена Подвязки, в прошлом депутат парламента, Смайлз не из тех предпринимателей, для которых главная забота — отмывка капитала, а именно такие оккупировали за последние годы вымирающую Россию. Встретить честного человека среди иноземцев, греющих руки на российском пепелище, так же трудно, как отловить девственницу на Тверской. Грязь липнет к грязи, как деньги к деньгам. В первые годы реформ в Россию еще изредка наведывались представители старинных, с отменной репутацией западных корпораций, чтобы поглядеть, что тут происходит и правда ли, что на шестой части суши, как по мановению волшебной палочки, построен капиталистический рай, но иллюзии быстро развеялись. Со Смайлзом «Токсинору» крепко подфартило, сотрудничество с ним открывало перспективы, которые невозможно оценить в рублях. Он был пропуском в заветные бизнес-угодья, где над колоссальными финансовыми потоками не висела постоянная угроза внезапного привлечения к суду. Конечно, в нынешней России денежному мешку, перевалившему за черту досягаемости, никакие суды не страшны, но ведь не будешь вечно сидеть в красно-коричневом замке с фарфоровыми писсуарами, хочется выйти на мировой простор, хлебнуть истинной цивилизации, прикоснуться трепетной рукой к общечеловеческим ценностям, улыбаться безгрешной, светлой улыбкой миллионера, не опасающегося, кроме всего прочего, выходить из дома без охраны. В логове хорошо, а на воле, на лазурных берегах — еще лучше. И потом, в самой России кто даст гарантию, что завтра на трон не усядется какой-нибудь отморозок с недолеченной психикой и не заорет на всю вселенную: «А ну подать сюда декларации о доходах!» Опасные прецеденты возникают сплошь и рядом, как пузыри на воде, и самый последний из них — гнуснейший наезд на империю уважаемого даже в Израиле барона Гусака. Вот уж чернь вволю потешилась над господами, и никто ее не пнул сапогом в пах. И свободная пресса позорно притихла, будто ее поморили дустом.
Все эти тонкости россиянского предпринимательства Стрепетов растолковал фаворитке месяц назад, когда Джонатан Смайлз прибыл в Москву с ознакомительным визитом. Тогда же поставил перед ней непростую задачу: очаровать стареющего павиана таким образом, чтобы тот и помышлять не мог оторваться. Аня задала невинный вопрос: «И как далеко, Олег, я могу зайти?» «Чем дальше, тем лучше», — отрубил пылкий любовник.
Аня с заданием, кажется, справилась: между нею и англичанином установились дружеские, замешенные пока на необременительном флирте отношения. Джонатан ей понравился сам по себе: аристократичный, деликатный, опрятный, щедрый — на нем сияла печать избранничества, как на всяком человеке с тонкими чувствами, освобожденном от необходимости думать о хлебе насущном. Он был по-детски непосредствен, а когда переходил на русский язык и начинал забавно коверкать фразы, Аня то и дело прыскала в кулачок. Впрочем, она не заблуждалась: благородный англичанин явился в Москву не на прогулку, а за легкой поживой, как и все прочие до него.
Уселась напротив, налила в бокал кока-колы, а гостю в рюмку капнула коньяку, провозгласила тост:
— С возвращением в Москву, дорогой Джо!
Смайлз машинально поправил галстук, ответил без улыбки и по-русски:
— Будем здоровеньки, мисс Аннет.
Выдержав приличествующую паузу, Аня продолжала на чистейшем английском (в этом отношении Джонатан Смайлз делал ей комплименты):
— Если вы готовы, дорогой Джо, можно ехать прямо сейчас.
— Разве мистера Стрепетова не будет с нами? — Смайлз тоже перешел на английский.
— Увы, придется ехать вдвоем: вы и я. Мистер Стрепетов прилетит из Ашхабада только к вечеру. Но если вы хотите…
Англичанин протестующе поднял руку.
— О нет, зачем терять целый день?! Надеюсь, нас ждет замечательная прогулка.
— Я тоже надеюсь. — Аня скромно потупила очи.
Денек для загородного путешествия выдался отменный — солнечный, но не жаркий, с паутинными бликами, с птичьим гомоном, с серебряной листвой. Им предстояло добраться до восьмидесятого километра в Волоколамском направлении, до рыбхоза «Аскольдова могила». Странное переименование произошло семь лет назад, аккурат после танкового расстрела в Москве, когда демократия окончательно восторжествовала, разбрасывая по стенам человеческие мозги и вопя во всю луженую глотку: шайбу! шайбу! шайбу! Никто в поселке не ведал, что означало новое название (прежде рыбхоз носил звучное имя «Коммунарка»), но воцерковленные старухи с присущей им прямолинейностью уверенно предрекали скорое пришествие Антихриста, который якобы должен появиться именно из искусственного водохранилища, простиравшегося до самого горизонта. Узнать его можно будет по красному пятну на башке, как у его предшественника Горбача, а также по татуировке на левом плече в виде Аскольдовой могилы. Пророчество было туманное, жутковатое, но старухам верили, потому что так или иначе жизнь в рыбхозе стремительно катилась под закат. В давние годы, при проклятом режиме, здешний народец благоденствовал, сытно кормился с угря и карпа, которых поставляли аж до самого Кремля; в окрестных лесах водились кабаны и лоси; чтобы запастись грибом и ягодой, стоило лишь отступить от дома до ближайшей поляны; в домашних хозяйствах день и ночь голосила всевозможная живность; над лугами вились, гудели пчелиные стаи, но все это было, конечно, в прошлом. Рыба в прудах и водохранилище давно передохла (перестали спускать их на зиму и чистить и запускать по весне мальков), вода зацвела какой-то изумрудно-зеленой гадостью, страшно было сунуть руку; завод по переработке рыбы, коптильню и ледник давно закрыли, да и лес запаршивел, оскудел, зато стойко дымился от ранней весны до глубокой осени. Бабы перестали рожать, а крепкие мужики с такой яростью взялись травить себя дешевой водкой, что редко кто доживал до сорока — пятидесяти годов, и кладбище за десять лет обозначилось худыми крестами почти до соседней деревни Колдобино, где на тот момент в живых вообще никого не осталось, кроме десятка тех же самых воцерковленных старух. Как же при таких обстоятельствах не поверить в Антихриста, если скорее всего он давно уже здесь, хотя, судя по некоторым приметам, еще не открылся в полную силу.
Аня везла Джонатана Смайлза на встречу с директором угасшего рыбхоза, с которым «Токсинор» сговорился о продаже рыбхоза, поселка, завода, примыкающих лесных массивов и всего, что там водилось, вместе с уцелевшими до поры до времени аборигенами. Дело в том, что в ожидании скорого указа о продаже земли многие иностранцы заранее приглядывали лакомые куски и заключали договоры о намерениях, не гнушаясь иной раз выплачивать небольшие авансы.
У «Токсинора» имелся большой выбор земельных угодий от Москвы до Сибири, но Смайлз клюнул на подмосковный рыбхоз, возможно, потому, что сам был заядлым рыбаком. Прогореть он не боялся. Те нелепые цены, по которым рыночники спускали страну, разорить солидного бизнесмена не могли, а в случае успеха сделка могла обернуться невероятно выгодным вложением капитала.