Мимолетный привкус бытия

Типтри-младший Джеймс

– Соли, завтра в секторе исследования мне понадобятся обеззараживающие контейнеры, которыми я мог бы воспользоваться самостоятельно. Скажем, сильный фитоцид плюс ртутный фунгицид. Что есть на складе?

– Самое сильное средство — «Декон-семь». Но его ни с чем нельзя смешивать. Придется выставить много контейнеров. — На ее лице читается жалость к растениям, которым грозит смерть, и тревога за команду.

– Пускай их будет много. Главное, чтобы ими можно было воспользоваться, не снимая скафандра. Честно говоря, я побаиваюсь этой инопланетной пакости.

Соли обнимает его маленькими,

но сильными руками. Ему удобно и спокойно. «Наполнить жизнь в этом мире добротой…» Его тело истосковалось по ней до боли. Соли зазывно смеется. Он ласкает ее, впервые за несколько недель чувствуя себя самим собой. Неужели я отношусь к тебе, как к своей собственности, Соли? Ничего подобного! Однако перед глазами появляется видение: огромный Бустаменте и маленькая Соли… Желание только усиливается. Возможно, большому черному брату придется пересмотреть свои планы. Эрон и Соли ложатся на удобную койку. Два года — немалый срок…

Наслаждаясь прикосновением теплого тела Соли и погружаясь в сон, Эрон видит огромную, размером со стену, физиономию Тига, украшенную цветами и фруктами, как на детском плакатике из Италии. Розовые и зеленые цветочки почему-то звенят и посвистывают. Та-ра-ра, та-ра-ра… ТА-РА-РА!

Сказочные звуки оказываются сигналом его докторского будильника. Будильнику помогает Соли: она трясет Эрона за плечо. Вызов поступил с капитанского мостика.

Он скатывается с койки, натягивает шорты, толкает плечом дверь и мчится к шахте свободного падения. В руках неведомым образом оказывается чемоданчик. Он не знает, который теперь час. Его терзает страх: неужели у Йелластона случился сердечный приступ? Господи, без Йелластона все они погибнут!

Он отталкивается и парит, неуклюже дергаясь и отчаянно прижимая к себе чемоданчик. Он так погружен в сравнение вариантов лечения, что едва не пролетает мимо нужного коридора, откуда раздаются голоса. Влетев туда ногами вперед, он с трудом выпрямляется и мчится дальше. Его смятение так велико, что он не сразу замечает черные колонны, возвышающиеся над ступеньками блока связи. Приглядевшись, он узнает ноги Бустаменте.

Приблизившись, Эрон наблюдает кошмарную картину: командир Тимофей Брон тщетно пытается вырваться из объятий Бустаменте, но тот не ослабляет хватки; у Тима подбит левый глаз, щека в крови.

– Хватит, хватит… — бормочет он. Бустаменте трясет его, словно грушу.

– Что за утечка энергии? — раздается голос Дона Парселла.

– Спроси у этого мерзавца, — рычит Бустаменте. — Я не успел ему помешать. Он воспользовался моим лазерным лучом! — Рэй встряхивает русского с новой силой.

– Брось, — произносит Тим механическим голосом. — Что сделано, то сделано.

Его левое веко рассечено до крови. Эрон оттаскивает Тима, заставляет сесть и откинуть голову, чтобы остановить кровотечение. В тот момент, когда распахивается докторский чемоданчик, из боковой двери выходит капитан Йелластон.

– Сэр?.. — Эрон еще не избавился от страха за здоровье капитана. Однако странная скованность движений Йелластона подсказывает, что к чему. Господи, только не это! Капитан не болен, просто вдребезги пьян.

Бустаменте распахивает дверь, ведущую к лазерному пульту. Из камеры доносится гудение.

– Я

не испортил лазер, — мычит Тим. — При монтаже было установлено кое-какое дополнительное оборудование. Меня обязали им воспользоваться в случае необходимости…

– Сукин сын! — произносит Дон Парселл.

– Что еще за оборудование? — грохочет Бустаменте, перекрикивая гул. — Что ты натворил, дубина?

– Меня отправили сюда со спецзаданием… Планета найдена. Эрон видит, как капитан Йелластон через силу шевелит губами.

– Вы подали… Вы отправили зеленый?..

Присутствующие смотрят на него и по очереди отводят взгляд. Эрон корчится от невыносимой жалости. Он подозревает, что произошла катастрофа, в которую трудно поверить.

– Сукин сын, — повторяет Дон Парселл словно по необходимости. До Эрона с опозданием доходит суть случившегося: на Землю послан зеленый сигнал! Он адресован одним русским, но об открытии узнают все. Теперь события будут нарастать, как снежный ком. Тим положил начало процессу, который нельзя остановить, даже если планета окажется непригодной.

Он машинально обрабатывает рану Тима. Русский встает. Дон Парселл исчез, Бустаменте проверяет камеру резонатором, стараясь не оглядываться на Тима. Йелластон по-прежнему стоит навытяжку, словно проглотил аршин.

– Прибор был спрятан в обшивке, — обращается Тим к Бустаменте. — Контакты под тумблером. Не беспокойся, устройство рассчитано на одноразовое применение.

Эрон выходит следом за ним, все еще не веря. Их поджидает лейтенант Паули; неужели и она замешана во всем этом?

– Откуда такая уверенность, Тим? Ты можешь всех угробить. Тот спокойно смотрит на него одним глазом.

– Приборы не лгут. Данных достаточно. Ничего лучшего нам все равно не найти. А старик ждал бы целую вечность.

Эрон уводит Йелластона. У капитана слегка дрожит рука. Эрон тоже дрожит — от жалости и отвращения. Тим назвал капитана «стариком»… Только сейчас до Эрона доходит весь ужас случившегося.

Два года! К черту планету: возможно, они до нее и не доберутся. Но два года в металлической банке со слабовольным капитаном, стариком, чье пристрастие к выпивке вызывает всеобщий смех… Никто не сможет сплотить команду так, как это делал Йелластон на протяжении тех нескольких трагических недель, когда остро не хватало кислорода, и все были близки к панике. Тогда капитан был олицетворением правоты и силы. Сейчас Тим все перечеркнул. Команда перестала быть единым целым. Положение будет становиться все хуже, день ото дня — и так на протяжении двух лет…

– В… вентилятор… — шепчет Йелластон, с трагическим достоинством позволяя Эрону уложить его в постель. — Это я во всем виноват.

– Подождем до утра, — мягко говорит ему Эрон, прогоняя страх. — Вдруг Рэй что-нибудь придумает…

Он бредет к себе, зная, что не уснет.

III

…Тишина. Ослепительная пустота: ни облаков, ни плача. Эрон лежит в привычной позе зародыша и страшится пробуждения: если он окончательно проснется, то вспомнит о чем-то ужасном. Он делает попытку снова погрузиться в спасительный сон, однако этому препятствует чья-то рука, безжалостно трясущая его за плечо.