Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ
Шрифт:
«Считается, — говорил летом 1991 года подполковник КГБ, сотрудник «Z» Александр Кичихин, — что мы контролируем деятельность создаваемых партий для того, чтобы они случайно не замахнулись на государственный строй и конституционные права граждан». {20}
Продолжало управление интересоваться и молодежью. Только если в Пятом Главке этот отдел проходил под номером «три», то в перестроечные времена стал «девятым», что сути дела, естественно, не меняло. По словам того же Кичихина, «в Москве, например, не существовало практически ни одного вуза, который не находился бы в обслуживании КГБ». {22}Правда, внутри КГБ студенчество было поделено на сферы влияния — так сказать, по интересам. Скажем, разведка (Первое
Но все это, конечно, вовсе не значит, что идеологическая контрразведка была на периферии борьбы за советскую молодежь. Напротив, переименованное Пятое управление патронировало все основные вузы столицы. Более того: «студенческий» отдел относился к числу элитарных в управлении. «Например, филологический факультет МГУ у нас назывался «факультетом дипломированных жен». Туда поступали дети номенклатуры — партийной и государственной, — рассказывали мне комитетчики. — Конкурс большой, попасть в число студентов было нелегко. Так вот, номенклатурные товарищи знали, что факультет обслуживает КГБ. Снимали «вертушку» и звонили…» «Неужели Бобков занимался проталкиванием «детей» в МГУ?» — поразилась я. — «Нет, конечно. Бобков до таких вещей не опускался. Он давал указание начальнику отдела, тот вызывал опера, который обслуживал филфак, опер шел к заместителю декана… В приемных комиссиях всегда были наши люди — агенты или доверенные лица, или контакты. КГБ давал список — кто должен поступить или — кто не должен…»
Кто не должен поступить — естественно, не поступали. «В ходе предварительной проверки абитуриентов, поступающих в Литинститут, на отдельных из них были получены компр. материалы. На основании указанных данных абитуриенты В. Романчук, О. Касьянов, О. Алешин, В. Чернобровкин, Г. Осипова были отведены от приема в процессе вступительных экзаменов», — сообщалось в одном из отчетов отдела в 1985 году. {23}
Все то же самое продолжалось и в славные годы перестройки — может быть, лишь масштабы стали чуть меньше. «Короче, июль-август для ребят из третьего отдела были самые жаркие месяцы, но на этом многие делали себе карьеру: папы-мамы умели быть благодарными», — заключил свой рассказ комитетчик.
К числу элитных относился в свое время и отдел, занимавшийся творческой интеллигенцией («сюда подбирались люди исключительно по принципу личной преданности начальству»). И отдел N11, который в доперестроечные времена курировал спорт — «в любой спортивной федерации обязательно есть наш человек, сотрудники включались в состав спортивных делегаций, а загранпоездки — это всегда и товар, и деньги, и все что угодно; в Олимпиаду же этот отдел стал самым блатным». Вот только один пример работы «спортотдела» КГБ: «Отведена от поездки в ГДР в составе спортивной делегации капитан сборной команды по волейболу «Динамо» Маслова И. А., в отношении которой были получены материалы ОТМ (оперативно-технические мероприятия — прослушивание телефона, слежка и т. д. — Е.А.) оее намерении выйти замуж за иностранца. Маслова была отведена с использованием оперативных возможностей в отделе спортивной медицины ЦС «Динамо». (Это значит, что под «крышей» отдела спортивной медицины работал либо комитетчик, либо — что скорее всего — агент. — Е. А.)Работа по оказанию на Маслову выгодного нам влияния продолжается», — рапортовал оперативник в декабре 1983 года {24}.
В перестроечные времена 11 отдел переквалифицировался на работу по совместным предприятиям (СП) гуманитарной направленности. («Не гуманитарной» направленности СП были сферой компетенции других управлений КГБ. Но об этом пойдет речь в главе
Однако были, естественно, в Управлении «Z» и те, кто сами себя называли «рабочими лошадками». Это сотрудники 5 отдела — «организованная преступность и массовые беспорядки», 6 — «террор», 7 — «анонимки». Да, да, по анонимкам работал специальный отдел: считалось, что усилия этих чекистов прежде всего направлены на розыск безымянных авторов террористических угроз, но, как говорят сами комитетчики, анонимки политического характера — особенно в прошлые годы — в корзину отнюдь не выбрасывались. Кстати — совет для не слишком умелых конспираторов: на валике вашей пишущей машинки, используя специальную технику, можно прочесть тексты, которые вы печатали на протяжении как минимум последних двух недель; для уничтожения «следов» валик надо прокипятить.
К «пахарям» мои собеседники из управления относили и аналитиков 10 отдела, и, что любопытно, «националов» — сотрудников отдела межнациональных отношений (отдел N2), трудившихся на ниве, как любило выражаться комитетское руководство, «сепаратистских движений». По моей информации, этот отдел сделал немало для поддержания напряженности между русскоязычным и коренным населением в республиках. Особенно — в Прибалтике. Хотя — знаю — были там и люди, которые подобной политике КГБ пытались противиться. Но, видно, без особого успеха.
Сохранили в Управлении по защите советского конституционного строя и так называемую «израильскую линию» — отдел N8, который в догорбачевскую эпоху упорно боролся с отказниками («антисемитизм — один из родовых признаков КГБ», — говорил мне мой собеседник из Главного разведывательного управления, традиционного соперника Комитета, сотрудников коего в загранучреждениях называли «дальними соседями» — в отличие от чекистов, которые были соседями «ближними», — любопытная, согласитесь, краска в характеристике советских колоний за рубежом). В годы гласности 8 отдел был переименован в отдел «каналов международного обмена» — в фантазии комитетским начальникам нельзя отказать.
Ну и, наконец, отдел N4 — церковь. Эта линия тоже благополучно осталась в идеологической контрразведке, не поменяв ни названия, ни порядкового номера.
Пожалуй, трудно найти в системе КГБ другое подразделение (ну, разве только еще то, что занималось интеллигенцией и прессой), которое имело бы столь давние и столь прочные традиции и такой, надо с горечью признать, успех.
«Вопрос осведомительной агентурной работы по духовенству самый больной в ЧК как по трудности его выполнения, так и по тому, что на него до сих пор ЧК мало обращал внимание, — констатировалось в протоколе заседания Секретного отдела ВЧК 1921 года. — Для более быстрого и верного проведения в жизнь необходимо на первых порах принять следующие меры:
1. Пользоваться в своих целях самим духовенством, в особенности занимающим важное служебное в церковной жизни положение, как-то архиереями, митрополитами и т. п., заставляя их под страхом суровой ответственности издавать по духовенству те или иные распоряжения, могущие быть нам полезными, например: прекращение запретной агитации по поводу декретов о закрытии монастырей и т. п.
2. Выяснить характер отдельных епископов, викариев, дабы на черте честолюбия разыгрывать разного рода варианты, поощряя их желания и замыслы.
3. Вербовать осведомителей по духовенству предлагается после некоторого знакомства с духовным миром и выяснением подробных черт характера по каждому служителю культа в отдельности. Материалы могут быть добыты разными путями, главным образом через изъятие переписки при обысках и через личное знакомство с духовной средой.
Материальное заинтересование того или иного осведомителя среди духовенства необходимо, так как на одной этой почве еще можно договориться с попом, а надеяться на его доброжелательное отношение к Советской власти нельзя. При этом субсидии денежные и натурой, без сомнения, их будут связывать с нами и в другом отношении, а именно в том, что он будет вечный раб, боящийся расконспирировать свою деятельность.