Минин и Пожарский
Шрифт:
телохранителями Минина.
Но вот «выборной воевода всей земли»
Пожарский объехал войско, внимательно оглядывая
каждого воина, каждого начальника, затем рысью
промчался со своими приближенными вдоль табора
ратников к головной части ополчения.
Навстречу выехал Минин. Низко, почтительно
поклонился воеводе, тихо сказав ему что-то.
Пожарский кивнул головой в знак согласия. Козьма
отделился от ополчения и с Родионом Мосеевым и
Романом
переправы, туда, где Ока сливается с Волгой.
Здесь, на Оке, уже кипела работа: старики,
женщины и подростки устилали оттаявший под солнцем
ледяной путь через реку еловыми лапами, соломой,
насыпали песок там, где были лужи, набрасывали
тяжелые тесины на толстые бревна, ровными рядами
покрывая мутные закраины у берегов.
Минин спустился по широким сходням на лед,
озабоченно осмотрел помост над закраиной. Крикнул
кузнецам, чтобы скрепили доски железом, тревожно
покачал головой:
— Глянь-ка, Родион: река-то!
Мартовское солнце припекало почерневшую
поверхность льда. С гор бежали ручьи. Закраины
ширились, надувались, подтачивая лед. Надо было
торопиться.
Все эти дни Козьма недаром не спал, подгоняя
кузнецов и упрашивая Пожарского поскорее
перебраться с войском на ту сторону, иначе поход
пришлось бы отложить, может быть на месяц, а может
быть на дольше. Где найти тогда столько судов,
чтобы переправить тысячи ополченцев на тот берег,
особенно в половодье? Да и запасы извели бы раньше
времени. Ратники стали беспокоиться об этом.
Минин в ответе перед ними.
13. В Москву
Вот и второй пушечный выстрел!
Торжественный грохот прокатился по улицам и оврагам.
Минин прикрыл ладонью глаза от солнца, чтобы
лучше видеть, как с верхней части города начнет
спускаться ополчение на Нижний посад. Сердце его
забилось от радости: там, наверху, на дороге,
заколыхались знамена, блеснуло оружие, доспехи.
Послышались удары боевых литавр.
Козьма Захарович облегченно вздохнул. Словно
гора с плеч. Пошли! В последние дни он сильно
устал, готовя ратников к походу, а главное, — и это
больше всего утомило — он опасался, как бы не
вышло какого-нибудь препятствия, как бы чего не
придумали его недруги ради помехи земскому делу.
Князь Звенигородский, нижегородский воевода,
который должен был бы помогать ополчению, во
всеуслышание сказал ополченцам:
— Пойдете, а оттуда уж
торговлишки лишитесь, домы ваши захиреют, и дети по
миру пойдут.
«Как ни хитри, а правды не перешагнешь»,
думал Козьма, восторженно любуясь шумной
праздничной массой нижегородского войска.
«В Москву!» — это было так ново, смело,
загадочно и вместе с тем так естественно и просто. Многие
совсем не представляли себе, куда они идут. Весь
мир для них заключался в той деревне, где они
жили... Но... Москва! Дорогое, родное слово!
Близко! Подходят! Спустились на волжскую
набережную. Минин въехал на бугор над рекой, Мосе-
ева послал на середину реки, чтобы там наблюдал за
переправой, а Пахомова — на противоположный
берег Оки.
Из-за прибрежных ларей и домишек выехал
Пожарский. Конь его слегка беспокоился» шел неровно,
но воевода сидел прямо, озабоченно поглядывая на
реку. Рядом — молодой воин на горячем белом коне,
с развернутым знаменем.
Позади воеводы — три пары нарядно одетых
всадников, с распущенными знаменами поместной
конницы и городского войска. Малиновые, зеленые,
желтые полотнища, расшитые парчой и травами, то и
дело закрывают собой рослых молодых воинов, с
трудом сдерживающих своих скакунов.
Через плечо у каждого всадника — берендейка с
патронами, рог с порохом, сумка для оружия, пуль и
других припасов.
Пожарский построил его так, чтобы оно не
бросалось в бой, по татарскому обычаю, — как это было
заведено прежде — нестройной, густой ордой, надеясь
на победу врукопашную.
Дмитрий Михайлович кое-что заимствовал и у
шведов и у поляков. Биться по-старинному, и
огненным и лучным боем, он строго-настрого запретил,
приучив конницу и пехоту к правильному
наступлению на врагов, чтобы одна помогала другой, а пушки
помогали бы им обоим.
Минин по-хозяйски разглядывал одежду, обувь,
вооружение проходивших мимо полков.
Весело приветствовал он рукой чувашского
военачальника Пуртаса, ехавшего на низенькой
волосатой лошаденке впереди чебоксарских всадников. Пур-
тас был храбрый и умный воин. Вез него не было в
последние дни ни одного схода в земской избе.
Чуваши, одетые пестро, не все были вооружены
огнестрельным оружием — многие из них имели луки.