Министерство мокрых дел
Шрифт:
– Прошу к столу, – пригласила хозяйка.
Толик сел первым. Автомат положил на лавку рядом с собой.
– А где лук, мать?
– Да нешто не знаешь?
– Просил же – выставляй на стол, когда обедаем! – пробурчал Толик.
Поднялся из-за стола, вышел из комнаты.
– А что тут такое про партизан говорилось? – поинтересовался Сеня, напуская на себя спокойный вид. Излишне спокойный.
– Известное дело – хозяйничают.
–
– Ну, партизаны, про кого вы спрашиваете.
– Они бандиты, да?
– Что же вы такое говорите-то! – замахала руками женщина. – Прям как полицай какой, честное слово!
– Какой такой полицай?
– Который за немцев. Для всех полицаев партизаны – бандиты.
– А у вас и полицаи есть?
– Сейчас нету.
– Почему?
– Опасаются к нам нового назначать. После того как прежнего ухлопали.
– А кто ухлопал?
– Партизаны, ясное дело.
– И давно его… того… ухлопали? – осторожно осведомился Сеня.
– Давно. Я совсем маленькая тогда была. Он вот тут жил, в соседнем дворе…
– Кто?
– Полицай. Немцы его назначили. Степанов фамилия. А партизаны ночью пришли и его застрелили.
– Год какой был?
– Да сейчас разве упомнишь? Сорок первый. Аль сорок второй.
– А потом, значит, немцев отбросили от Москвы…
– Кто отбросил, сынок? – не поняла хозяйка.
– Наши. Красная Армия.
Женщина посмотрела на Муравьева так, словно сомневалась в его душевном здоровье. Но Сеня ее взгляда не заметил и продолжал как ни в чем не бывало:
– Наши погнали фрицев на запад, вот у вас больше полицаев в деревне и не было.
Хозяйка тем временем совершенно потеряла способность что-либо понимать.
– Как же на запад? – спросила. – Как же погнали их? Ты ж разве не из Москвы приехал?
– Из Москвы.
– И что – не видел там оккупантов?
– Какие оккупанты?! – воскликнул Сеня.
– Ой, мамочки! – прижала руки к груди женщина.
Только теперь Сеня увидел ее глаза. В тех глазах были недоверие и растерянность – совершенно натуральные. И Сеня дрогнул.
– Ну что за чушь! – сказал он. – Какие оккупанты? Война еще в сорок пятом закончилась. Или вы об этом ничего не знаете?
– Да как же! Ведь борьба идет! Ведь оккупационный режим! Враги топчут родную землю! Я сама в газете про то читала!
– В какой газете? – спросил растерявшийся Сеня.
– Вот, я ее на печи прячу.
Откуда-то из тайника и вправду была извлечена газета. Сеня ожидал увидеть пожелтевшие, почти истлевшие
– Вот! – сказала женщина, с любовью разлаживая газетный лист. – Тут как раз и читала.
Газета «Завтра». Месячной давности. Крупно над названием: «За нашу Родину – огонь! огонь!» Заголовки статей: «Ненавистный оккупационный режим скоро рухнет», «Выметем нечисть из Кремля!», «За Родину! За Сталина!»
– Э-э, – замялся Сеня. – Вы неправильно поняли.
Запнулся, не зная, как объяснить. Женщина терпеливо ждала.
– В общем, это аллегория, – не очень уверенно сказал Сеня. – Не надо понимать буквально.
– А как же надо понимать? – нахмурилась хозяйка. – Ведь написано же – «преступный режим». И вот еще, на другой странице – «русский народ стонет под гнетом оккупационного правительства». Это же в газете написано, не где-нибудь!
– Газеты тоже иногда неправду пишут.
– Газеты – неправду? – изумилась хозяйка.
Казалось, еще немного – и ее хватит удар. Сеня совсем уже растерялся, не понимал, что происходит.
Вернулся Толик. Выложил на стол несколько крутобоких луковиц.
– Угощайтесь, – предложил он Сене.
Растерянный Муравьев машинально взял луковицу, откусил половину, даже не очистив, скривился, закашлялся и только тогда пришел в себя.
– Послушайте! – сказал Сеня, обращаясь к Толику. – Ну вы-то были в Москве! Вы видели! Расскажите матери, что никаких оккупантов там нет!
– Бесполезно! – махнул Толик рукой. – Она у меня старой закалки. Верит всему, что пишут в газетах. Уж я бился с ней, бился – все без толку. Начитается, – кивнул на газету, – и ничем ее после этого не прошибешь.
– Привезите другую газету! – подсказал выход Сеня. – «Московский комсомолец», к примеру!
– Привозил. Еще хуже.
– Это еще почему?
– Про взрывы и убийства в Москве там есть? Есть! С фотографиями. И что мать на это сказала? Ты что сказала, ма?
– То и сказала. В войну, в лихую годину, извечно порядка нету. И бьют, и грабют…
– Вот! – с чувством подытожил Толик. – А то еще про Америку там пишут так, будто они нам закадычные друзья, чего раньше не было.
– И баб голых полно, – подсказала женщина.
– И еще вот рекламы немерено, – вспомнил Толик.
– Да, – подтвердила хозяйка. – При советской-то власти и слова такого – «рыклама», прости Господи, не знали. Это оккупанты все понапридумывали.