Министерство особых происшествий

Баллантайн Пип

Глава 24,

в которой наш лихой дуэт немного охотится и выясняет, какой спорт в Обществе Феникса любят больше всего

Внизу, на мраморном полу атриума, снова собирались люди, принимавшие участие во вчерашних безумствах. По сравнению с тем, какими Элиза видела их вчера, сегодня они выглядели со­всем иначе. Накануне голые и похотливые представители Об­щества Феникса и кандидаты в него вели себя похлеще, чем ге­рои кабацких песен, неприличных куплетов и представлений в мюзик-холле. Теперь

же, при свете нового дня, все они вер­нулись к своим напыщенным личинам: прошлый вечер — уже отдаленные воспоминания, а еще лучше его просто забыть. Еще одно качество, которое было так свойственно английской ари­стократии и которое Элиза со своей новозеландской чувстви­тельностью совершенно не выносила, — высокомерие.

Она уже видела, как пагубно оно влияет на людей, стояв­ших сейчас внизу. Министерство, несмотря на все свои обе­щания королеве и стране, было великим уравнителем. Гарри верил, что они являются адвокатами для людей, не имеющих своего голоса. С этим убеждением он и умер. И, если до это­го дойдет, та же участь ожидает и ее.

Слуги также были одеты для охоты, и Элиза задумалась, в какие секреты могут быть посвящены они. Все слуги стояли с каменными лицами вдоль коридора, словно бесстрастные статуи.

Когда Дивейн посмотрел на нее с нескрываемой похотью на лице, она сладко улыбнулась. Даже несмотря на все великоле­пие просыпающегося нового дня, этот человек вызывал у нее тревожную дрожь. Его несчастная жена тоже подняла голову, хотя взгляд ее был таким же тусклым и отрешенным, как у слуг. Другие дамы щебетали, словно стая потревоженных птиц, но Оливия Дивейн стояла особняком. Она крепко сжимала свои руки, как будто это могло как-то поддержать ее. Элизе был зна­ком этот жест, полный беспомощной безысходности.

— Боже правый, Сент-Джонс! — крикнул Бартоломью. — Почему ваша жена одета для охоты? Большинство женщин проводят этот день за другими занятиями — вышиванием и то­му подобным.

Вероятно, это было к лучшему, что Веллингтон выставил ее в роли немой, потому что ей пришлось прикусить язык, что­бы не наговорить в ответ всяких колкостей. Ее «супруг» по­дождал, пока они минуют лестничную площадку особняка, прежде чем с напыщенным видом ответить ему в гораздо бо­лее цивилизованном тоне:

— Миссис Сент-Джонс также является моим камердине­ром. Ей нравится заботиться о моих нуждах, но, благодаря сво­ему физическому недостатку, она заслуживает большего до­верия, чем обычный слуга.

Челюсти Элизы сжались, и она один раз топнула по полу.

Глаза Бартоломью вспыхнули.

— О, мне нравится ваш стиль, старина. Сегодня вы долж­ны быть в моей компании.

Затем он затянулся сигаретой и, повернувшись к своей же­не с разочарованием на лице, столь же очевидным, как лазур­ная голубизна неба за окнами, выдохнул дым прямо в глаза бедной женщине.

— Видишь, Оливия, ты должна учиться у жены Сент-Джонса. Осваивай это искусство — или хотя бы просто научись лиш­ний раз не открывать рот.

Если Оливию и можно было в чем-то обвинить, то только не в том, что она болтушка. Когда мужчины отошли в сторо­ну, Элиза протянула

руку и легонько коснулась плеча этой не­счастной. То был жест женской солидарности, от которого Элизе на самом деле следовало бы воздержаться, но она по­чувствовала, как женщина от этого прикосновения вздрог­нула.

По крайней мере, когда муж будет на охоте, Оливию на не­которое время оставят в покое. Элиза знала, что, будь она на ее месте, то уже давно бы не выдержала и надломилась. Точ­нее, надломилась бы шея Дивейна, и это стало бы полным разрывом в буквальном смысле этого слова.

Вся толпа, включая и нескольких женщин, двинулась на ули­цу, сопровождаемая слугами, почтительно шедшими позади.

— Какой прекрасный день, — раздался голос откуда-то сза­ди. — Просто идеальный для занятий спортом. Вы согласны со мной, братья мои?

Все дружно обернулись и увидели доктора Хавелока, сто­явшего на ступенях своего особняка. В его улыбке отражалась вся теплота утреннего солнца, а в глазах горела веселая до­брожелательность. Когда он начал спускаться по лестнице, собравшиеся внизу члены общества разразились приветствен­ными возгласами.

— А вы, наши кандидаты? Надеюсь, все вы хорошо отдо­хнули? — спросил Хавелок, переводя взгляд с одного претен­дента на другого.

Когда Хавелок заметил Элизу рядом с Веллингтоном и Дивейном, голова его слегка склонилась набок. Он заложил боль­шие пальцы рук за края своего жилета и, захрустев по мелкому гравию, направился к их группе.

— Церковная мышка, — начал доктор Хавелок; взгляд его, рассматривавший Элизу, был холоден, как лед Южного полю­са. — Но уже не настолько тихая, как накануне вечером. Эдакая эротическая певчая пташка. — Хавелок обернулся к другим при­сутствующим дамам. — Берите пример с нее. Ограничьте свои милые беседы, поскольку это ведь все-таки мужская прогулка.

Все мужчины засмеялись, в то время как Элиза покраснела и отвела глаза. Хавелок мягко усмехнулся в сторону Веллинг­тона и повел их к остальным кандидатам.

—Держитесь поближе ко мне, Сент-Джонс, — шепнул ему Бартоломью и дружески подмигнул.

Пемброуки выглядели посвежевшими и готовыми к утрен­ней охоте — настоящий образчик превосходной английской воспитанности. Коллинзы, наоборот, казались уставшими. Эли­за вспомнила, что Ангелика участвовала в ночных утехах с осо­бым рвением, в то время как ее муж наблюдал за всем этим с живым интересом. Сейчас же они старались собраться и на­тужно улыбались.

Казалось, что они снова очутились в школе. Им хотелось приспособиться к окружающей обстановке и попасть в лю­бимчики к учителю.

Она небрежно пробежала взглядом по всей компании. Фэр­бенксов нигде видно не было. Никто этого не должен был за­метить, но у Элизы вырвался долгий вздох облегчения. Она почувствовала, что выходит из нисходящей спирали, в кото­рую попала вчера ночью.

— Впереди нас ждет замечательное утро, — сказал Хаве­лок, обращаясь ко всем сразу, — которое обещает перейти в превосходный день. Желаю вам получить удовольствие от этого спорта.