Минни
Шрифт:
— Всё хорошо, детка, всё хорошо. Просто расслабься.
Она ощутила теплую головку его члена, и легким движение он вошел в неё. Боль и наслаждение смешались воедино. Колени дрожали и подгибались,
Малфой сжимал её ягодицы то нежно, то грубо, и от этого кровь приливала к низу живота, усиливая и без того безумные ощущения. Возбуждение охватывало от одного только осознания, что Люциус обладает ею, но когда его пальцы добрались до клитора, Гермиона издала гортанный стон и подалась ему навстречу: муж чувствовал всё, чего бы ей хотелось, словно читал мысли.
И Люциусу передались её ощущения, он задвигался глубже, теряя себя от узости её плена и острого наслаждения. Дыхание обрывалось, из груди рвалось животное рычание.
— Да, Гермиона! Да!
Гермиона вдруг вскрикнула. Волна лёгкой дрожи прошла по её телу. Затем ещё одна. И тело затопило необыкновенное тепло. Казалось, она разлетелась на
Она чувствовала, что и Люциус готов кончить, он вбивался всё быстрее и в конце сильно и глубоко вошёл, с глухим стоном выплёскиваясь в неё. Он упал рядом, тяжело дыша, и легко поцеловал её в макушку.
Гермиона постепенно приходила в себя, а Люциус вдруг взял её лицо в ладони и принялся покрывать быстрыми жаркими поцелуями.
— Милая моя, хорошая… Прости, прости, уже всё…
Она в изнеможении прошептала:
— Я не знала, что и от этого можно получать удовольствие…
— Мерлин! — он с облегчением выдохнул и упал на подушки. — Скажи мне только, о чём ты сейчас думаешь?
Гермиона рассмеялась.
— Я думаю… я не жалею, что выбрала тебя. А ты?
— А я рад, что взял в плен именно тебя, а не Поттера или, не приведи Мерлин, Уизли.
Она снова рассмеялась, и смех звенел, как серебряные колокольчики.
Люциус нежно очертил овал её лица и сказал:
— Я рад, что Минни больше нет. Потому что утром из этой комнаты выйдет Гермиона Малфой.