Миньон, просто миньон…
Шрифт:
Медикусы разводили руками и изобретали вычурные названия для королевского недуга, более они ничего не могли.
Королевский совет, на котором председательствовал лорд ван Харт, заседал ночь напролет. Канцлер за последнее время сдал и почти отошел от дел, но в лихую годину нашел в себе силы провести заседание.
– Что будет, когда известие о болезни ее величества достигнет Домании? – вопрошали, заламывая руки, царедворцы.
– Ровным счетом ничего, – отвечал старик. – Пограничные гарнизоны готовы к отражению любых атак.
– Куда отправился лорд Мармадюк? Почему его нет, когда он так нужен
– Спокойствие, драгоценные лорды! Вообразите, как будут потешаться доманцы, когда узнают, что отсутствие шута парализовало работу королевского совета.
Драгоценные лорды продолжали шуметь и заламывать руки:
– Мы поднимем войска! Мы разорвем вассальные договоры!
Адэр ван Харт лорд Дювали смотрел на них с презрением. Все равно чувство это на его испещренном морщинами лице не читалось. В прошедшем году канцлер перенес приступ, от которого правая половина его тела полностью утратила подвижность. Со старостью приходит мудрость, и лорд Адэр мудро рассудил, что частичный паралич дает ему некие преимущества. Например, возможность не скрывать презрения. Болваны! Сборище недоумков! Неужели никто из них не понял, что власти у них больше нет? Неужели дали себя обмануть? И кому! Клоуну в бубенцах и бабе!
Называть Аврору бабой, даже в мыслях, было неожиданно приятно. И Адэр продлил удовольствие, назвав ее еще с десятком словечек. Потом вернулся к болванам.
Войска! Ни у одного из них нет собственной армии! Уж тиририйский пройдоха Виклунд об этом позаботился. Королевские смотры и парады, укрепление границ, строительство Скасгардийского тракта, для которого отбирался каждый третий взрослый мужчина. Кем эти болваны собрались командовать?
Вассальные договоры? Полноте, дурачье. Это не договоры, а клятвы. Ваши фамильные кристаллы отзываются на прикосновение вашей королевы не просто так. Не потому, что кто-то из ваших предков что-то там подписал. Это магия, тупицы! Магические клятвы, которые никому не разорвать. И вы об этом знаете, но предпочли забыть, чтоб не отказать себе в удовольствии покричать и повозмущаться.
Кстати, о клятвах… Адэр ван Харт пожевал губами, то есть той половиной рта, которая сохранила подвижность.
Секретарь наклонился к канцлеру с салфеткой, вытирая с его подбородка влажную дорожку слюны.
– Канцлер ван Хорн просит вас о встрече, мой лорд. Он прибыл тайно и ждет в ваших покоях.
Секретарь звался ван Диормодом, был дювалийцем, а значит, подчинялся сначала своему лорду, а уж потом – ее величеству королеве Ардерской, храни ее Спящий.
Ван Харт подумал, дыша полуоткрытым ртом. Зятя своего он не видел с того дня, как опальный второй канцлер отправился с дипломатической миссией к доманскому двору. Неужели слухи уже достигли сопредельного государства?
Адэр картинно всхлипнул, захрипел, подергал рукой и ногой.
– Сиятельные лорды, – ван Диоморд был на редкость талантливым юношей, по крайней мере, значение пантомимы канцлера ему удалось расшифровать без труда, – прошу прощения, но лорду ван Харту срочно требуется отдых. Перерыв заседания королевского совета, сиятельные лорды!
И секретарь вывез кресло канцлера ван Харта из зала совета. Кресло, спроектированное Патриком лордом Уолесом, было маневренным и легким. При желании Адэр мог управлять им и одной рукой, но с Диормодом, толкающим его вперед, было гораздо удобнее и быстрее.
– Молодец, – похвалил ван Харт секретаря. – Не отменить совет, а прерваться на некоторое время. Пусть ждут, сидят и придумывают всякие ужасы.
– Милорд не планирует туда возвращаться сегодня?
– Посмотрим, что предложит нам лорд ван Хорн. И, кстати, если я вернусь сегодня в совет, напомни мне внести предложение лишить его канцлерства. Я затянул с этим вопросом просто до неприличия.
– Вам было не до того, милорд, – утешил господина талантливый юноша. – Лорд ван Хорн тихонько сидел в Домании, пока вы здесь решали государственные вопросы.
Адэр поморщился:
– Лесть – штука полезная, но лишь в умелых руках. Последнее, что мне от тебя сейчас нужно…
Секретарь понял, что увлекся, и рассыпался в цветастых извинениях.
– Гэбриел! Дорогой зять! Как я рад! Сколько же лет прошло? – воскликнул ван Харт, когда уже взмокший от усилий ван Диормод дотолкал его кресло до гостиной.
Канцлер ван Хорн пружинно поднялся:
– Адэр! Дорогой шурин! Судя по тому, как ты сейчас выглядишь, – столетия.
И после, поклонившись и сложив руки перед грудью, негромко добавил:
– Как я рад.
Моя маменька, графиня Шерези, любила напоминать мне, дитятку неразумному, что жизнь человеческая есть равновесие, и за взлетом почти всегда следует падение, высоту взлета уравновешивающее, и что если уж вознесся – не гневи Спящего, не гордись. Если предположить, что эта жизненная сентенция имеет и обратное действие, в теперешнем своем бедственном положении мне следовало избегать греха, противоположного гордыне, – греха уныния. Ведь, в сущности, я оказалась сейчас там же, откуда начинала. То есть в запущенном замке. И занималась делом, с детства привычным, – черной работой. Надеюсь, когда я вознесусь к вершинам в следующий раз, то обстоятельство, что в Блюр не было ни милой родительницы, ни чудесной моей Магды, ни подруг и поклонников, мне зачтется.
«Тишайший замок Блюр, – думала я, волоча по коридору корыто с помоями. – Чтоб тебе провалиться вместе со всеми своими обитателями!»
Хотя нет, неправда. Один поклонник у меня здесь есть.
Когда кухонная челядь рухнула на колени перед Караколем, я сперва растрогалась, даже всхлипнула про себя: «Бедняжки! Вас тоже лишил голосов поганый фахан!»
Пока я сентиментальничала, Караколь обвел склоненные фигуры взглядом, медленным и тяжелым, как… что-нибудь тяжелое и медленное, дождался, пока одна из женщин поднимет к нему лицо. Затем, повернувшись ко мне, проговорил:
– Это – главная кухарка, ты будешь исполнять ее указания.
Я посмотрела на главную кухарку. Бурое платье из странной поблескивающей ткани, волосы скрыты под плотным чепцом, лицо – длинное и очень костистое, такой же длинный нос, а под ним (святые бубенчики!) жесткая щеточка усов.
«Как зовут мою начальницу?»
– Это не важно, – ответил мне Караколь, – ты все равно не сможешь ее позвать.
«Как и она меня. Каким же образом она будет отдавать мне указания?»
Он повернулся к кухарке. Глазки у нее были маленькие и очень темные; когда они забегали, перемещая взгляд с меня на фахана, я поежилась.