Минотавра
Шрифт:
Боллз покачал головой.
– Дикки, ты что и правда не понимаешь? Это не просто мебель. Это антиквариат, за который нам горы бабла дадут.
– Хорошо, чувак, но черт возьми. Где мы собираемся найти такую тачку в это время?
Боллз сказал вслух, когда они заехали на заднюю часть парковки Перекрёстка... Они оба, удивлённые своему везению, уставились на красный пикап с присоединенным к нему домом на колёсах сзади.
– Дикки, остановись прямо рядом с пикапом... Я присоединю этот фургон к нашему фаркопу...
«---»
Мне
Но Оле Луд знал, что он что-нибудь придумает, что поможет этому человеку найти своё истинное предназначение в жизни. Луд, наконец, получил свой заказ (который, кстати, состоял из пятидесяти процентов говяжьего фарша, а остальное - из опоссума и белок), и теперь пришло время вернуться в Мэриленд и вернуться к своей работе, которую он делал во имя Бога. Он раcплатился наличными и вышел через заднюю дверь с упаковкой бургеров.
"Ну разве это не происки злых сил?" - Подумал Луд, остановившись на месте. Его чертов красный пикап стоял на месте, а фургон, прицепленный к нему, отсутствовал. Луд не был сильно расстроен, поскольку фургон не мог вывести на него.
"Хотел бы я увидеть лицо воришки, когда он откроет дверь." - Подумал он, сел в свой грузовик и уехал.
2
Это что, сон? Писатель не был в этом уверен, он качался и подпрыгивал, лёжа в удушливой темноте. Он чувствовал запах чего-то гнилостного, это точно был смрад разложения... Сквозь затуманенное сознание писатель боролся с путами на руках и лодыжках и пытался звать на помощь, но издавал лишь приглушенные хлюпающие звуки через кляп во рту. Он считал свою символическую функцию во сне: он - человеческая интеллектуальная единица, натягивающаяся на структуры натуралистической среды. Не могу двигаться, ничего не вижу, не могу говорить. Боже мой, я как голодный художник Кафки! Моя свободоволя подавлена!
Отсюда и его порыв к поиску актуализации. Во сне писатель был живым символом. Что, конечно, было полным дерьмом. Ради Бога, в этом не было никакой философской символики. За объективными истинами не было никакого смысла. Не было никакого писателя в мире сна. Он лежал связанный на заднем сидении украденного грузовика, он был связан в бессознательном состоянии психопатом, который через несколько лет будет назван полицией Мистер Торс. Этого, однако, он ещё никак не мог узнать, и он не мог знать того, что его и проститутку Кору уже во второй раз за вечер похитили ещё два психопата по имени Трит Боллз Корнер и Ричард Дикки Кодил.
3
– Чёрт, - жаловался Дикки на светофоре возле съезда на губернаторский мост.
– Что это за чертов запах?
Боллз высунул голову из окна машины и понюхал воздух. Его лицо сморщилось в гримасе отвращения.
– Бля, Дикки. Будь я проклят, мне кажется, вонь идёт из фургона.
– Нет, на вряд ли, я думаю, олень где-то помер в лесу, и интересно, а что в фургоне?
Сигнал светофора изменился, и Дикки повернул машину на лесную дорогу, которая, казалось, уходила круто вниз, как обрыв.
– Хрен его знает, вроде, когда я его перецеплял, не скажу, что он казался тяжёлым, - сказал Боллз и снова понюхал воздух, - но это не имеет никакого значения, что в нём. Мы всё выбросим у Крафтера, чтобы освободить место для того, что мы там спиздим.
– Да, - довольным голосом согласился Дикки.
Узкая дорога могла быть абстрактным пищеводом, который заглатывал их в темноту, которая сгущалась с каждым проеханным метром. Ночь поглощала их. Боллз почесал промежность, пока Дикки не смотрел. Воспоминания о вкручивании ручной дрели в живот беременной девушки возбуждали его. Мне придётся сделать это снова, сказал он себе. Долбить беременных полумёртвых цыпочек гораздо приятней, чем трахаться просто так.
– Дикки, я жду не дождусь уже, чтобы заценить барахло Крафтера, далеко ещё до его дома?
Машина замедлилась при завершении вопроса Боллза. Фары осветили едва заметный поворот, за которым находился почтовый ящик, усыпанный дырками от картечи. "Э. Крафтер" - указывала маленькая табличка сверху.
Дикки усмехнулся.
– Вот мы и приехали, брат.
Они медленно пробирались через узкую дорожку, с обеих её сторон которой находился густой лес. Наконец, они выехали на большую поляну, в середине которой на холме находился старинный особняк. Дикки подогнал машину к входной двери, а затем заглушил машину. Дом стоял, как узкая трехэтажная руина, которая выглядела так, будто могла в любой момент упасть. Краска уже давно пооблупливалась с дощатых стен, показывая выветрившееся серое дерево под ней. Крыльцо, если вы хотите так его назвать, рухнуло, по всей видимости, много лет назад, в то время как колоны, которые его держали, висели обломанные в воздухе, кое-как держась за разбитый парапет. Многие деревья вокруг дома были корявыми и чересчур искривленными и казались мертвыми.
Боллз покачал головой.
– Господи, чувак, это место делает хижину моего отца похожей на грёбаный особняк Плэйбоя. Ну и помойка.
– Судя по всему, там уже много лет никто не живёт. По ходу, Таулер наебал тебя, чувак.
– Блин, Дикки, Таулер был честным малым. У него не было причин меня так наёбывать.
– Эх, я даже и не знаю, что и думать, пойдём посмотрим, что там внутри?
Они оба выбрались из машины и пошли к чудовищному дому. Луна светилась болезненно-желтым цветом прямо над ним.
Боллз передал Дикки фонарик.
– Раз мы уже здесь, то, я думаю, всё равно надо посмотреть, что там и как.
– Согласен, - сказал Дикки как всегда не слишком уверенно.
Боллз посмотрел через плечо.
– О, но давай сначала выкинем всё из фургона.
– Хорошая идея, чувак.
Когда Боллз открыл незапертую, на их удивление, дверь фургона...
– Чёрт возьми! Дикки, я был прав, вонь шла отсюда!
– Смрад ударил Боллза по лицу, как слезоточивый газ.
– Пахнет хуже, чем дырка той тёлки у Маккалли...
Первое, что они заметили, была женская нога, лежащая прямо у двери. Боллз схватил её, ожидая вытащить мертвую женщину. Вместо этого он вытащил отрезанную ногу. После этого они вдвоём вытащили две отрубленные руки и вторую ногу. Все конечности уже начали разлагаться.
– Что это за ёбанное дерьмо, Боллз!
– Кричал Дикки.
– Какое-то сраное издевательство.
Гневная тирада Дикки остановилась, когда он посветил фонариком в заднюю часть фургона.
– Боллз, тут не только руки и ноги.