Минус двадцать для счастья
Шрифт:
У меня было такое чувство, что я стою у порога сумасшедшего мага.
Трудно опpеделиться, что поразило меня сильнее. На стене, к которой раньше примыкала кровать, полотно — именно полотно, а не картина, — с изображением девушки в позe лотоса в момент медитации и высшей силы, которая ее озаряет. Вместо кровати было нечто похожее на софу, а замысловатая резьба по бокам на ней наводила на мысли о рунах.
Возможно, это и были руны. Взгляд прилипал к увиденному, но сознание отказывалось это
У одной из стен появился настоящий камин. С потолка свиcал какой-то причудливый абажур, увешанный не менее странными амулетами с перевязью из красных ниток. Каминная полка была заставлена фигурками — лягушка, слон, черепаха… Остальные не рассмотрела. Вместо встроенного шкафа с вещами теперь были красивые полки, много полок, заботливо уставленных книгами. А между книгами, видимо, разделяя их по темам, стояли какие-то колбы, сферы и маятники.
В углу примостился шкаф, которого раньше не было, — на дверях нарисовано небо и облака. Пол практически усеян маленькими подушками, рисунки которых тоже представляли собой какие-то символы или руны.
Бред.
Мне казалось, это какой-то бред. Откуда все это в комнате? Причем здесь Виталик?
Подошла к полкам с книгами, просмотрела названия некоторых из них: «Познай себя настоящего», «Зачем ты пришел в этот мир?», «Эзотерика» и все в таком духе. Заметила четки, хотела прикоснуться к ним, но не стала. Выдохнула, зажмурилась, переваривая увиденное, повернулась к окну, и…
В центре комнаты, скрестив на груди руки, стоял Виталик.
Он наблюдал за мной. Заметив реакцию, нахмурился, подошел к камину, нажал на что-то, и комнату заполнила медленная заунывная музыка. Под такую или медитировать, или просыпать в понедельники.
— Хорошо, что ты не взяла четки, — сказал через минуту гнетущей паузы. — Их может перебирать только хозяин. От меня они впитывают негатив, проблемы, энергетическую грязь, а тебе могли бы их передать. Не хочу, чтобы тебе это передалось…
Он обернулся, и я увидела его прежнего. Такого, каким и знала. На губах улыбка, в глазах веселые искорки. Показалось даже, что все, что увидела, — сон. И эти оргии чужих людей во всех комнатах, и эти книги, и четки, и абажур, и слова Аркадия о непонятной злости Виталика. А потом все вновь изменилось. В одну секунду.
Вот передо мной стоял человек, которого я любила и знала. вот меня рассматривал незнакомец, с которым я не хотела находитьcя наедине.
И музыка. Протяжная музыка с подозрительными напевами… Все шансы ощутить себя в фильме ужасов.
Взгляд метнулся к двери, и Виталик это заметил. Сделал шаг ко мне, а потом передумал. Отвернулся. Тяжело выдохнул. Выключил музыку, которая пугала меня.
— Я все-таки все испортил… — пробормотал он. — Я так хотел, чтобы ты осталась со мной… Я все-таки все испортил, Лерка. Теперь ты меня боишься.
— Не тебя, — преодолев внутреннее сoпротивление, подошла к нему, обняла со спины. — Меня пугает то, что с тобой происходит.
Он перехватил мои пальцы, прикоснулся губами и переплел со своими. В тот момент я была уверена, что мы справимся, вместе мы со всем обязательно справимся! Но как не замедлила показать жизнь, это были излишне самонадеянные надежды.
Как можно помочь тому, кто не хочет этого? Это так же нереально, как вылечить больного, не признающего, что он болен. И если ребенка ещё можно заставить, надавить на него, то что делать со взрослым?
Виталик не видел проблемы в том, что с ним происходит. Проблемой он считал то, что я не хочу разделить его взгляды на жизнь.
— Попробуй, — уговаривал он, собрав для меня стопку книг, — возьми их, прочти, и ты все поймешь.
С каждым разом он все сложнее принимал мой отказ. И с каждым разом мне все сложнее было заставить себя с ним увидеться.
Когда он начал меняться? Кто на него повлиял? И как вернуть обратно Виталика, который мне все еще был небезразличен? Я терялась в этих вопросах, и я устала повторять, как заводная игрушка:
— Нет… нет, прости… это не мое. Меня это не интересует. Нет, нет, нет…
Он стал навязчивым в желании приобщить меня к новым знаниям. Тепеpь в его машине звучали не инструментальная музыка или рок, а заунывные мантры, действующие на нервы. На заднем сиденье машины появились книги — на случай, если я одумаюсь и захочу их захватить после свидания. А сами свидания стали для меня не в радость. Я как будто отбывала повинность.
Мы больше не целовались. Я не могла. Виталик пытался, но… И, конечно, я больше даже не помышляла о том, чтобы снова появиться в его квартире.
— Я всех разгоню, — как-то обмолвился он, — на этот раз уже точно. Хочешь? Придешь? Лерка, если ты скажешь…
И я сказала. То, что чувствовала в данный момент. Чистую правду, которую было больно принять мне самой.
— Прости, но… я не могу… вот так… пока ты…
— Пока я такой?
Кивнула. Посмотрела в глаза, ища прежние искорки смеха — а там лишь печаль от новых знаний. Тех знаний, к которым я не стремилась. А может, и не знаний вовсе, а заблуждений?
Виталик долго молчал. И дoлго смотрел на меня взглядом уставшего старика.
— Я не всегда буду таким, — заявил с азартом и так уверенно, что я даже приободрилась. Но потом добавил: — Я не всегда буду на этом низком уровне духовного развития. Я пойду выше. И мне жаль… Лерка, мне жаль, что ты не хочешь расти со мной, потому что…
Я почти надеялась, что он договорит, что он скажет то, что было заложено в троеточие. И я загадала мысленно: если он скажет, что бросит меня, я уйду. Сейчас. В ту же секунду.
Да, это будет слабостью, да, я вздохну свободней, а его фактически брошу в этом его «озарении», но мне было невыносимо сложно с ним находиться рядом. И видеть, и понимать, что Виталика, моего Виталика больше нет.