Минута на убийство. Решающая улика
Шрифт:
— Ишь ты. Здорово. На бумаге. И вы считаете Протеру способным на убийство? На такое убийство?
Найджелу не пришлось отвечать на этот нелегкий вопрос, потому что молчание прервал телефонный звонок.
— Вас. Из Сомерсет–Хауса.
Найджел взял трубку и стал молча слушать.
— Минуточку, — прервал он разговор и обернулся к Райту. — Двадцать девятого ноября тысяча девятьсот двадцать шестого года в Грин–гарте, графство Нортумберленд, родился ребенок, Пол Протеру. Родители, указанные в метрике: Стивен Протеру и Миллисент Протеру. Это
— Попросите найти запись о браке Протеру с Миллисент Майлз. И узнайте, наводил ли кто–нибудь подобные справки, скажем, за последние полгода.
Найджел передал обе эти просьбы, поблагодарил звонившего и положил трубку. Инспектор Райт, который не умел подолгу сидеть спокойно, барабанил пальцами по столу дробь.
— Что же, это ваша добыча, — сказал он. — Вы расследуете дело о клевете для издателей и теперь получили зацепку. Жмите на Стивена Протеру изо всех сил. Но убийства не касайтесь. Откровенно говоря, мистер Стрейнджуэйз, тут я не согласен с вами, у нас пока что нет ни малейших улик.
Минут через десять Найджел был уже в издательстве. Мириам Сандерс сообщила ему, что мисс Уэнхем желает его немедленно видеть. Отложив объяснение со Стивеном Протеру, он пошел к ней.
В это утро светило солнце. Лучи его, косо падая из высокого окна, расцвечивали яркий эскиз суперобложки и зажигали золотое тиснение корешков на верхней полке книжного шкафа. Однако утренний свет не красил Лиз Уэнхем. Ее седые волосы и обычно такие живые глаза сегодня казались тусклыми, кирпично–розовые щеки посерели. У нее был выцветший вид сельской жительницы, долго просидевшей в душном помещении.
— А вот и вы, — приветствовала она Найджела, как всегда с такой интонацией, в которой слышалось: «Где вы пропадали?»
— У вас усталый вид, — сочувственно заметил Найджел.
— У вас был бы такой же, если бы вам пришлось везти этот воз практически в одиночку. Артур половину времени занят процессом о клевете. А Бэзил, видно, совсем спятил, никак не может сосредоточиться. Будь она проклята, эта женщина! Просто не знаю, что бы я делала, если бы не Стивен!
— Он держится хорошо?
— У него есть характер. Стивен не может рухнуть.
— Никогда?
— По–моему, он за десять лет не пропустил ни единого дня, за исключением праздников. — Она вдруг замахала перед носом у Найджела пачкой бумаг. — Сколько раз я вам говорила, что заказы на подписку надо печатать отдельно?..
— Да, мисс Уэнхем. Извините.
Бесшумно вошедшая секретарша схватила бумаги и выбежала из комнаты, словно ее вынесло сквозняком.
— Дурочка! Совсем голову потеряла. Когда этот инспектор оставит нас в покое?
— Наверное, когда арестует кого–нибудь.
На секунду ясные глаза Лиз Уэнхем застыли от страха или тревоги.
— Какая чепуха! — мужественно объявила она. — Одного из нас? Просто нелепость. Ваш инспектор, он что, фетишист?
— Простите?..
— Вчера вечером он явился ко мне и стал
— Наверное, он искал галоши.
— Галоши? Господи спаси! В жизни их не носила! При чем тут галоши?
— Убийца был в галошах. Чтобы не промочить ноги, — сухо пояснил Найджел.
— Ах да. Помню, вы об этом говорили за обедом. Но неужели ваш инспектор думает, что… тот, кто это сделал, поставит галоши обратно в шкаф? Ерунда… О чем бишь я говорила, когда эта идиотка…
— Вы говорили, что Стивен Протеру за десять лет не пропустил ни единого рабочего дня. А по виду он вовсе не такой уж здоровяк. Неужели он никогда не болеет?
— Лет десять назад у него случилось что–то вроде нервного расстройства… — Лиз Уэнхем произнесла слово «расстройство» осуждающим тоном. — Отсутствовал неделю или две. Но это было в первый и последний раз.
— Переработал?
— От работы не болеют. Наверное, какие–то душевные переживания. — Тон ее явно показывал, что душевным переживаниям она сочувствует ничуть не больше, чем нервному расстройству.
— Это было в сорок седьмом году?
— Не понимаю, почему это вас интересует? Но все же. В сорок седьмом? Помню только, что это было в тот год, когда мы выпустили «Погребенный день». Стивен его редактировал. Выпуск книги задерживался из–за его болезни. — Лиз повернулась и сняла книгу с полки за спиной. — Вот. Да, это было в сорок седьмом.
Найджел напомнил Лиз Уэнхем, что она зачем–то хотела его видеть.
— Ах да. Два дела. Мне бы хотелось, чтобы вы побеседовали с Бэзилом. Как я вам уже говорила, он очень мрачен и я не могу его расшевелить. Пожалуй, ему не мешает встряхнуться. А что это за разговор вы завели тогда вечером насчет рокингемского сервиза Артура? — продолжала она, пристально глядя на Найджела. — Вам удалось вывести его из равновесия.
— Разве после моего ухода эта тема обсуждалась снова?
— Нет. Но когда вы что–то сказали насчет Рокингема, о котором упоминает в автобиографии Майлз, Артур был раздосадован — я заметила. Нет, после вашего ухода, должна вам откровенно сказать, Артур сразу заговорил о том, что пора с вами расплатиться. Мы вам крайне признательны за помощь во время этого полицейского следствия, однако…
— Понимаю. Хотя история с «Временем воевать» все еще не разгадана.
— Мне казалось, что вы тут зашли в тупик.
— Было дело. Но вчера я получил новые сведения. По–моему, теперь я знаю, почему верстка была подправлена. А раз известно «почему», можно узнать и «кто».
Тут зазвонил телефон, и Лиз Уэнхем сцепилась с литературным агентом на другом конце провода. Схватка обещала быть долгой, поэтому Найджел поднялся и пошел в кабинет Бэзила Райла.
Молодой человек был несомненно подавлен. Он сидел, уставившись в пустоту, и, кажется, даже не сразу узнал Найджела. Глаза повернулись в сторону посетителя так медленно, как будто это стоило Бэзилу громадных трудов.