Мир Ашшура. Дилогия
Шрифт:
– Носит меч за спиной и коса на затылке? – спросил Тарто.– Это горец из Самери. О них рассказывают всякие небылицы. Говорят, их младенцам дают меч раньше, чем материнскую грудь, и они сами перерезают пуповину. И каждый день они должны кого-нибудь убивать, иначе горный бог разгневается. В Самери их боятся больше смерти. Потому и врут, что на язык придет. Но бойцы они знатные, это верно.
Вечером Мимош с Бубенцом, перемигнувшись, подошли
– Не хочешь пойти с нами, парень?
Фаргал, сосредоточенно вгонявший метательные ножи в нарисованный на стене сарая круг, остановился и повернулся к названым братьям.
– Куда? – спросил он.
– А куда, по-твоему, ходят по вечерам свободные мужчины? – важно осведомился Бубенец.
– К шлюхам, что ли? – без особого интереса спросил Фаргал.
– Ты уверен, Мимошка, что он уже отрастил то, что надо? – хихикнул Бубенец.– Может, мы поторопились?
Мимош с любопытством поглядел на Фаргала.
– Тебя что, не интересуют женщины? – спросил он.
Бубенец снова хихикнул.
– Нет,– сказал Фаргал и показал Бубенцу кулак.
– Дело твое.– Мимош пожал плечами.– Пошли, Бубенчик.
Оба двинулись к воротам, а Фаргал – к сараю, вытаскивать ножи.
Мимошу он соврал. Женщины его интересовали. Вернее, одна женщина. Но до этой одной буэгрийским шлюшкам ой как далеко!
– К югу от Фетиса – желтая степь,– сказала Нифру.
Они вдвоем сидели в заросшей виноградом беседке. Вокруг негромко бормотал сад. Масляная лампа висела над головами, и белые ночные мотыльки роились вокруг и стучали крылышками в стекло.
– Желтая степь принадлежит кансу€, наездникам на верблюдах. Вот здесь проходит граница.– Женщина легкими движениями кисти обозначила, где именно начинается степь.– На моей родине кансу называют Бичом бедствий. Когда степняки прорываются на наши земли, кровь и огонь сопутствуют им.
Нифру замолчала. Фаргал ждал. Колени их соприкасались под бумажной картой, и от этого у Фаргала внутри поднималась жаркая волна. Он боялся, что Нифру угадает его мысли, но фетсианка думала о своем.
Она вспоминала нарисованную ее учителем картину.
На ней, далеко выбрасывая голенастые ноги, бежали огромные верблюды, густо летели стрелы и сильно растягивали луки закутанные в ткань всадники-кансу. Безликие и оттого еще более страшные. А на песке, возле канала, лежала совсем молоденькая девчушка. И древко стрелы с тремя желтыми перьями сидело у нее под левой грудью. Крови не было, и казалось, что отшлифованное дерево вырастает прямо из тела. Девушка умерла. А ее убийцы продолжали скакать, такие маленькие на своих огромных верблюдах, и метали стрелы, простые и огненные. И рыжее пламя прыгало по домикам с соломенной крышей, по аккуратно подстриженным деревьям, лодкам из тростника…
– Век за веком они опустошают наши земли,– сказала Нифру.
– А почему вашим фетсам не уйти подальше от границы? – спросил Фаргал.– Вот на севере Эгерина тоже почти никто не живет.
– Фетис – не Эгерин.– Нифру окунула кисть в тушь и принялась набрасывать рисунок дома с крышей, похожей на соломенную шляпу.– Земля к югу от гор Яго давно поделена. Каждый клочок, на котором можно посадить тутовое дерево или вырастить немного риса. Если те, кто живут на юге, оставят свои наделы, они умрут от голода.
– Нарисуй мне кансу,– попросил юноша.– Какое у них оружие?
– Я их не видела.– Фетсианка отложила кисть, и домик остался «недостроенным».– Они до самых глаз заворачиваются в цветной шелк, фиолетовый, желтый, зеленый: каждое племя в свои цвета. Говорят, верблюды их свирепы, как волки, а стрелы летят за двести шагов точно в цель. У них нет ни мечей, ни доспехов, только луки и ножи.
– Почему тогда ваш бог-Император не уничтожит их? – удивился Фаргал.– Почему он сам не придет к ним в степи?
– Вода,– ответила Нифру.– В желтых степях армия Императора умрет от жажды, а места, где расположены колодцы кансу, знают только сами кансу. Городской пес не поймает степного шакала. Они приходят и уходят, как жаркий ветер пустыни, сжигающий все живое. И в пустыню уведут степняки упорного преследователя, чтобы он утонул в зыбучих песках Джехи. Но далеко в пустыню даже кансу не заходят. Хотя там, говорят, драгоценные камни и золото разбросаны прямо на песке.
– Из-за воды? – предположил Фаргал.
– Да. И еще из-за демонов. Демоны Джехи, слышал?
– Так ругаются,– сказал юноша.– Они что, вправду существуют?
– Да, мальчик мой.– Нифру взяла руку Фаргала и провела кончиками пальцев по его ладони. Глаза ее смотрели в пространство, а зрачки пульсировали, то расширяясь, то сужаясь до размера булавочной головки.– Демоны Джехи существуют. Ашшур, а может, не Ашшур, а древние боги сотворили их, чтобы охранять границу страны мертвых. Чтобы ни одна душа не могла вернуться в мир живых. Душами людей и черным песком пустыни кормятся они, а потому облик их невыразимо ужасен. Они малы и огромны одновременно и выдыхают магическое пламя, причиняющее нестерпимую боль.
– Они ненавидят людей? – спросил Фаргал, с силой сжимая руку Нифру.
– Они любят людей, очень любят. Но любовь демона – это жажда. А наслаждение его – твоя мука.
– А люди? – спросил юноша.
Нифру не ответила. Фаргал, решившись, взял ее ладонь и прижал к губам. Он хотел сказать, что любит ее, но слова, которые юноша готовил много ночей, куда-то потерялись. И все равно ему было хорошо сейчас. И Нифру не отнимала у него свою руку.
Где-то в саду затрещала цикада.