Мир Азриэля. Песнь ласточки
Шрифт:
Позади раздался стук, и что-то буквально в паре метров со звоном разбилось, заставив вздрогнуть от неожиданности и, с тихим хлопком захлопнув личный дневник Виктории, обернуться, смотря на белые осколки старинной вазы, покрытые тонким слоем пыли и паутины.
— Чёрт… — не выдержав, на одном выдохе прошептала Мария, запрокинув голову назад и зажмурив со всей силы глаза, да так, что тут же поплыли разноцветные круги.
Кинув рядом со шкатулкой потрёпанный дневник и нехотя поднявшись с места, хрустнув затёкшими позвонками, девушка недовольно взглянула на разбитые осколки, неровной грудой столпившиеся у занавешенного
— И кто тебя только разбил? — удивлённо присев напротив и взяв один небольшой осколок в руку задумчиво прошептала она, поджав бледные губы и вновь взглянув на разбитую вазу, наклонившись ниже и проведя пальцами по чёрному пеплу, тут же просочившемуся через щели половиц.
Невдалеке тихо задрожало окно и, вскинув голову, Мария замерла, нащупав в кармане перочинный ножик и сжав его побледневшими пальцами, стараясь не шуметь, выпрямилась, оглядывая мрачный чердак. В мысли закрадывались самые изощрённые сомнения, которых быть не должно. В этом доме только она и дворецкий. Всё. Или же нет? старик уже наполовину слеп, и вряд ли слышит посторонние звуки, которые могли бы его насторожить. Так что с этим местом надо быть куда более осторожным…
Отступив назад, слыша, как под подошвой сапог хрустят осколки вазы, девушка всё же вынула ножик, обхватив его двумя ладонями и с прищуром оглядывая старые запыленные вещи, через которые пробиралась холодная, склизкая тьма, заставляющая сердце чуть ли не биться в глотке, задерживая дыхание и мешая сосредоточиться.
Вновь шаг назад, и спина коснулась запыленной простыни, а после и самого ледяного стекла, когда под ногами ещё сильнее захрустели осколки разбитой вазы, а через удары сердца в ушах уже начали пробиваться какие-то странные, почти нереальные шёпоты. Но они шли не из окон, даже не из шкафов и накрытых старыми скатертями столов. Они шли откуда-то сзади. Они шли из зеркала…
Чуть ли не с силой проглотив застрявший в горле ком, Мария ещё сильнее сжала онемевшими от внезапно охватившего страха пальцами холодную ручку ножа, стараясь как можно медленней, и всё равно хрустя фарфором, повернуться в сторону зеркала, что бы лишь на миг заметить шорох простыни. И тут же отпрянуть от резко выскользнувших вперёд десятков призрачных рук, обволочённых в старую простынь, со всей силы схватившие за шею и волосы и буквально притянувшие к ледяному, и оттого обжигающему, стеклу.
Крик ужаса застрял в горле, заставляя хрипеть от стиснувших шею пальцев, что рвали одежду, чуть ли не пронзая кожу своими длинными заострёнными когтями, заставляя сердце на короткий миг пропадать из ушей, а нож лишь царапать простыню в надежде освободиться от внезапных пут. А руки лишь прибавлялись, словно собираясь уволочь её в зеркало, лишь сильнее прижимая к стеклу до хруста, заставляя осколки с тихим звоном разбиваться и тут же пронзать кожу.
Страх. Животный, нереальный, спасительный, пробил насквозь, заставив чуть ли не рвануть назад, со всей силы вонзив в зеркало перочинный нож и смотря, как простынь тут же опускается на захрустевшее стекло, чьи громадные заострённые осколки посыпались у её ног, отражая бледное, чуть ли не призрачное лицо, и два осколка рубиновых глаз с так и плясавшими огоньками ужаса и страха.
— Чёрт! — отступив назад и, споткнувшись об табуретку, рухнув на холодный скрипучий пол, чуть ли не со всей
Подняв дрожащие от страха руки, девушка с долей удивления оглядела их, пытаясь найти красные разрезы от когтей или хотя бы порвавшуюся в этих местах одежду, но не было практически ничего, не считая порезов от стекла и крапинок алой крови в этих местах, так и оставшихся на покромсанном полотне с одиноко торчащим ножиком в центре.
— Этого… не может быть… просто… не может… — опёршись об опрокинутую табуретку, неверующе прошептала Мария, осторожно поднявшись на трясущиеся от страха ноги, что лишь сильнее подгибались, да так и застыв, смотря на зеркало, словно ожидая вновь увидеть эти руки, или заслышать неясный шёпот, но всё пропало, даже того угнетающе склизкого мрака вокруг не было. — Что за… чертовщина… тут происходит?..
Неуверенно шагнув к зеркалу на подогнувшихся ногах и схватив онемевшими пальцами чёрствое полотно, она со всей силы дёрнула его на себя, тут же выпрямившись, смотря на треснувшее овальное стекло в чёрной резной раме из переплетённых змей с рубинами глаз, тускло сверкающих в полумраке. И лишь ножик торчал из показавшейся древесины, сверкая в тусклом свете серебристыми боками. Никаких рук или других трещин, откуда они проникали, просто не было. Ничего…
С тихим треском вынув перочинный ножик и с лязгом убрав лезвие, Мария неуверенно сжала его в ладони, вновь подобрав простынь и накинув на зеркало, как можно осторожнее отступая назад и не сводя со старинного предмета взгляда до тех пор, пока не упёрлась спиной в стеклянный столик, а рукой не нащупала старинную шкатулку. Быстро обернувшись и закинув туда все найденные вещи, с тихим стуком захлопнув крышку и прижав её к груди, она вновь взглянула на зеркало, как можно тише шагая в сторону люка и лестницы. И только когда разорванная простыня с бордовыми капельками пропала из виду, девушка выдохнула спёртый в груди воздух, чуть ли не с облегчением спустившись по скрипучим ступеням на мягкий серый ковёр.
— Я слышал крики, — раздался позади скрипучий голос дворецкого, заставившего в какой раз за день вздрогнуть и, резко повернувшись, лишь сильнее прижать шкатулку к опасливо вздымающейся груди.
— Там была птица… я испугалась, — настороженно ответила Мария, не думая, что тот со своим зрением различит свежие порезы на её теле, — и закричала. А так всё… и ещё я есть хочу.
— Понял, — лишь кивнул тот, легко поддев пальцами последнюю ступеньку и потянув вверх, заставив лестницу тут же сложиться, а саму дверцу с тихим щелчком захлопнуться. — Я вас позову.
Кивнув подобно затравленному зверю, всё ещё продолжая прижимать к груди шкатулку с ответами, она прошла на дрожащих ногах в комнату Виктории, плотно прикрыв за собой дверь и тут же рухнув на пол, содрогаясь всем телом и чувствуя, как сердце в груди всё же опаслив сжимается от недавно пережитого ужаса. То, что она могла сейчас с уверенностью сказать: ей это не привиделось. Она чувствовала этот лёд мёртвых рук, слышала шёпот десяток голосов, исходящих из стекла, и боль была реальной… она могла отличить её от выдуманной. Никогда ещё мир грёз не переступал через её мир реала… точнее, даже этого выдуманного мира никогда не существовала. Совсем никогда.