Мир Азриэля. Песнь ласточки
Шрифт:
«Моей маленькой Виктории, первооткрывателю этого сказочного мира грёз. Её Л.Т.Г.»
Сама книга начиналась странно, если можно ещё так сказать. В оригинале маленькая Виктория убегала в лес и находила чёрное, как смоль, озеро, на котором был мост из светящихся золотом светлячков, что выводил её в Забытый Город без единого живого человека. Там, на каждой стене, были тени забытых людей, затерявшихся в мирах, вселенных, параллелях, забывших свои истинные имена и ставшие никем. Там же было множество дверей, и лишь одна из них имела цвет сусального золота, а добраться до неё можно было только потерявшись в улицах, но не в себе, и тогда эта самая Золотая Дверь представала перед тобой, приглашая внутрь, в таинственный мир красок и грёз, где каждое желание имело право жить. Там же правили четыре правителя, разделившие
Во второй же версии, юноша по имени Виктор был сам отмечен этой Тьмой, и что бы справиться с ней и своими тёмными силами должен был разыскать какой-то могущественный артефакт, при этом побывав во всех фракциях и нейтральных зонах, поддержав одну из них и в итоге став участником войны… на этом вторая книга — Шёпот Ветра — заканчивается без одной, довольно важной, главы. Что должно было произойти дальше — загадка. Не осталось никаких черновиков или других записей самого «сказочника», а последняя, предсмертная записка, значила:
«Этот мир перестал существовать… в моей голове»
Что она означала, сейчас уже вряд ли кто поймёт. Но факт оставался фактом: книга вышла в марте 1930 года, а сам автор умер спустя десяти лет после её опубликования, и только после уже начали пропадать дети. Полиция списала на маньяка-убийцу, но тела так и не были найдены, вплоть до пятидесятых, когда военные по чистой случайности нашли чёрное, как смоль, озеро в Норвегии, а на дне тела детей, что даже спустя стольких лет оставались целыми и нетронутыми, вот только крови в них не было. После установили, что некоторые из них принадлежали бесследно пропавшим детям, но что эта была за аномалия, при которой тела не разложились от времени — даже учёные не могли дать однозначного ответа. При обыске дома чуть ли не в каждой семье была найдена книга Мира Азриэла, чьи страницы склеились от вязкой красной жидкости, предположительно являющейся кровью самих детей. Вину тогда скинули на родителей и их массовое помешательство, связанное с тем, что сами страницы книги были пропитаны каким-то веществом, затмевающим разум, но выявить его не удалось. Похищения в больших количествах тогда прекратились, хотя дети ещё пропадали и пропадали, да и сейчас по неизвестным причинам пропадают, и связанно ли это со свихнувшимся миром прадеда — кто знает. Но достать сейчас эту книгу является большой проблемой: старинные рукописи находятся в семейных библиотеках, и встретить на рынках или магазинах их большая редкость. Можно ли это списать на совпадение — она уже не знала, хоть и пыталась себя уверить, что это оно и есть.
Книги не могут ожить, только если в мечтах, но не наяву. Это просто текст с буквами, и сюжет ты знаешь наизусть. Он не повлияет от выбора читателя или героев, он повлияет от решения автора, и всё. Все герои и злодеи — всего лишь строки перед глазами, а не реальные существа, которые стоят за твоей спиной и чего-то дожидаются. И даже если эта история самая красивая из всех когда-либо написанных, у неё есть свои подвохи, свои скелеты в шкафу и свои чёрные тени, которые она вынуждена отбрасывать. Мы ещё можем видеть «прототипы» тех или иных героев в совершенно левых людях, но что бы они становились ими… это может представить себе только безумец, живущий одними мечтами.
Достав из кармана одну из странных стеклянных монет и подняв её над собой, так, что бы свет от подсвечников пробивался через стекло, Мария сощурила глаза, смотря, как серебристые искры складываются в уже знакомый силуэт совы, которую она видела на карте звёздного неба, и только после перевернув, с удивлением отметила,
За окном небо стало совсем свинцовым, чёрным, как будто тьма жила там, за стеклом, только притронься, и уже схватит. И что-то в этой тьме привлекло её, заставило подняться с места и осторожной подойти к подоконнику, вглядываясь во тьму, что не освещал ни один фонарь, и вздрогнуть, когда по небу прошлась серебристая молния, давая на миг увидеть бредущие из леса тени. Высокие, выше любого человека, с длинными руками и горбатыми спинами. Всего миг, и они пропали, как внизу раздался равномерный удар по двери.
Дрогнув и отстранившись от стекла, пытаясь выкинуть из памяти видение, девушка чуть ли не ринулась к двери, запинаясь в ногах пробежав по коридору и, спрыгнув на лестницу, перекинулась через ступени, успев заметить, как старый дворецкий уже протянул сморщенную руку к замку.
— Нет, стойте! — слыша, как голос переполняется диким ужасом, закричала Мария, тут же сжав чёрные перила, смотря, как дверь с тихим скрипом приоткрывается, и внутрь врывается ледяной ветер с каплями дождя, тут же оказавшегося на её лице и волосах. — Что за…
На пороге никого не было, лишь клубящаяся тьма, и именно из этой тьмы показалось движение, и порог что-то перешагнуло, оставив на полу размытый след от грязи с длинными следами чьих-то когтей.
— Вам что-то подсказать, господа? — явно не заподозрив ничего подозрительного надтреснутым голосом поинтересовался дворецкий, продолжая держать дверь.
Следы от невидимых ног замерли, и пространство вокруг тут же задрожало, позволяя увидеть, как материя буквально рвётся на глазах, выворачиваясь наизнанку и ложась на плечи длинными чёрными плащами, струящимися живыми тенями. Это были люди, или что-то отдалённо напоминающее их. Всего три человека: двое мужчин и одна женщина. Их лица вряд ли можно было назвать красивыми, но и до уродов им было ещё далеко: словно они находились на этой самой грани и, стоило им только повернуть голову, одно сменялось другим. Бледные лица с тёмными, словно специально подчёркнутыми, скулами, и чёрные длинные волосы. Да и сами они были великанами, что каким-то чудом не задевали высокий потолок с белыми лампочками, тускло освещающими пространство и придававшими им ещё более могильный вид. Да и черты лица словно были высеченные из холодного камня: длинные носы, лисьи глаза и тонкие губы смотрелись весьма хищно на подчёркнутым скулами узком лице.
Первой отреагировала женщина, скользнув безразлично-ледяным взглядом по гостиной и, замерев на лестнице, подняла глаза, пронзив ими вздрогнувшую от внезапно охватившего страха Марию. Двое оставшихся так же беззвучно подняли глаза и шагнули было к лестнице, как дворецкий, словно напоминая о себе, прокашлялся.
— Приведите её, — вдруг произнесла женщина, и её голос словно прозвучал в голове, заставив своих партнёров одновременно шагнуть к лестнице и тут же скрыться из виду, когда она сама, вскинув руку, сжала чёрными, словно сожжёнными пальцами с белыми когтями, шею старика, сдавив так сильно, что захрустели кости, а старческий хрип мгновенно смолк.
Онемев от страха, Мария очнулась лишь когда почувствовала вибрацию под ногами и, кинув полный ужаса и непонимания взгляд на женщину с призрачной ухмылкой на губах, ринулась наверх, запинаясь в ногах и еле добежав до комнаты Виктории, заперев её на замок и тут же найдя телефон, дрожащими пальцами набрала номер, слыша до ужаса громкие гудки и не отрывая взгляда от белой двери.
— Что на этот раз случилось? — послышался до ужаса безразличный голос доктора Вирта, словно уже неспособного удивляться ничему необычному.