Мир без конца
Шрифт:
— Я знаю. Чтобы работа шла быстрее, каждая вторая нить основы прикрепляется к подвижной ремизке, и когда ее поднимают, половина нитей опускается, а половина остается на месте. И вместо того чтобы протаскивать поперечную нить под каждой второй нитью основы, можно протянуть уток поперек основы одним простым движением. Затем для возвратного движения ремизку опускают.
— Да, и нить утка намотана на катушку.
— Всякий раз, чтобы поменять положение ремизки, приходится откладывать эту катушку, обеими руками перемешать ремизку и снова брать катушку, чтобы проложить очередную нить.
— Именно так.
— Ножной привод позволяет регулировать положение ремизки ногами, не нужно всякий раз откладывать катушку.
— Что ты говоришь! Ну надо же!
— Огромная разница, верно?
— Еще бы. Так можно ткать вдвое быстрее.
— Вот об этом я и думаю. Если я сделаю такой станок, ты его опробуешь?
— Да, прошу тебя!
— Конструкцию точно не помню, однако, думаю, в станке с ножным приводом должна быть особая система воротов и рычагов… — Мастер напряженно задумался. — В любом случае что-нибудь придумаю.
Этим вечером Керис повела Мерфина в юго-западную часть аббатства, к огороду. В теплом воздухе стоял запах свежих овощей. Монахиня заметила зеленый лук и редис.
— Так твой брат станет графом Ширингом.
— Не станет, если леди Филиппа сможет что-нибудь сделать.
— Но графиня должна подчиниться воле короля, разве не так?
— Вообще-то все женщины должны подчиняться мужчинам, — улыбнулся Мерфин. — Однако некоторые этого не делают.
— Не понимаю, о ком ты.
Вдруг настроение зодчего резко изменилось:
— Во что же превратился мир! Муж убивает жену, а король жалует его графским титулом.
— Мир и не такое видывал. Но ужасно, когда это происходит в твоей семье. Бедная Тилли.
Мостник закрыл глаза ладонью, словно пытаясь отогнать видения.
— Зачем ты меня сюда привела?
— Поговорить о последнем пункте моего плана — новом госпитале.
— А-а. Я-то думал…
— Ты сможешь его здесь построить?
Мерфин осмотрелся:
— Почему бы и нет? Здесь, правда, уклон, но все аббатство стоит на склоне, а мы не собираемся строить второй собор. Один или два этажа?
— Один. Но хорошо бы перегородить помещение на средней величины палаты, на четыре-шесть кроватей, чтобы болезни не так быстро передавались от одного всем. Еще нужна аптека для изготовления лекарств — большое, хорошо освещенное помещение, а рядом — огород для трав. И просторное отхожее место с проточной водой. Вообще нужно много света и пространства. Но самое главное, госпиталь должен стоять по меньшей мере в ста ярдах от остальных построек. Необходимо отделить больных от здоровых.
— Я подготовлю чертежи к завтрашнему утру.
Керис огляделась и, убедившись, что их никто не видит, поцеловала Мерфина.
— Это самое важное дело моей жизни, понимаешь?
— Тебе тридцать два года. Не рановато ли подводить итоги?
— Но госпиталь еще не построен.
— Много времени это не займет. Я начну его ставить одновременно с укладкой фундамента для новой башни. А как только госпиталь будет построен, переведу каменщиков на собор.
Не спеша пошли назад. Аббатиса понимала, что больше всего зодчему хочется возвести башню.
— Какой она будет высоты?
— Четыреста пять футов.
— А в Солсбери?
— Четыреста четыре.
— Значит, это все-таки будет самая высокая башня в Англии.
— До тех пор пока кто-нибудь не построит выше — да.
Значит, он тоже достигнет своей цели, подумала монахиня и, вложив пальцы в его руку, почувствовала себя счастливой. Странно, тысячи жителей Кингсбриджа умерли от чумы, погибла Тилли, а Керис горела надеждой. Такую уверенность давали планы. Ей всегда было легче, когда имелся план. Новые стены, башня, хартия и — самое главное — новый госпиталь. Только где найти время, чтобы все организовать?
Держась за руки, они вошли во дворец аббата. Епископ Анри и сэр Грегори озабоченно беседовали о чем-то с человеком, стоявшим к целительнице спиной и имевшим что-то неприятно знакомое, даже сзади. Настоятельнице стало не по себе. Затем человек повернулся, и аббатиса увидела его сардоническую торжествующую ухмылку. Филемон.
74
Епископ Анри, как и остальные гости, уехал из Кингсбриджа на следующее утро. Керис, ночевавшая последние дни в женском дормитории, вернулась во дворец аббата после завтрака и, поднявшись к себе в комнату, обнаружила там помощника аббата. Второй раз подряд ее пугали мужчины в спальне. Однако Филемон был один и одет. Он стоял у окна, опустив глаза в книгу. Аббатиса обратила внимание, что испытания последних шести месяцев не прошли для него даром: он похудел.
— Что ты здесь делаешь?
Филемон сделал вид, что удивился вопросу:
— Это дом аббата. Где же мне еще находиться?
— Это не твоя комната!
— Я помощник настоятеля Кингсбриджа. И с этой должности меня никто не снимал. Аббат умер. Кому же еще здесь жить?
— Мне, разумеется.
— Ты даже не монах.
— По распоряжению епископа Анри я исполняю обязанности аббата, и вчера вечером, несмотря на твое возвращение, он их с меня не снял. Я выше тебя по положению, ты должен мне подчиняться.
— Но монахиня должна жить вместе с монахинями, а не с монахами.
— Я жила здесь много месяцев.
— Одна?
И Керис поняла, что ее положение весьма шатко. Филемон явно знал, что она жила здесь с Мерфином почти как жена. Аббатиса и зодчий не предавали гласности свои отношения, но люди догадывались, а Филемон всегда обладал звериным чутьем на человеческие слабости.
Монахиня коротко подумала. Она, конечно, может настоять на том, чтобы Филемон немедленно удалился, а при необходимости и вышвырнуть его: Томас послушает ее, а не помощника настоятеля. А потом? Ушлый монах поднимет шумный скандал. Она начнет защищаться, город разделится на партии. Большинство поддержат ее, уж такая у нее репутация, но некоторые осудят. И эта борьба подорвет авторитет аббатисы и помешает осуществлению замыслов. Лучше признать поражение.