Мир без конца
Шрифт:
— Ты не имеешь права здесь находиться. Я особо подчеркивала, что…
— Я искал тебя, — перебил ее Филемон.
Придется запирать двери. Хотя этот все равно найдет возможность не выполнять введенные ею правила. Настоятельница с трудом сдерживала ярость.
— Ты не там меня искал.
— Но ведь нашел.
Керис внимательно осмотрела беглеца — побрился, подстригся, надел новую рясу. С головы до пят он был теперь должностным лицом монастыря, уверенным и властным.
— Я говорила с сестрой Джоаной, — сказала Керис. — Она крайне взволнованна.
—
Вдруг настоятельница поняла, что хитрец сидит в большом кресле, а она стоит перед ним, будто просительница перед высоким чиновником. Как умело Филемон проделывает такие штуки. Аббатиса повысила голос:
— Если тебе нужны деньги, ты должен спрашивать у меня.
— Я помощник настоятеля!
— А я исполняю обязанности настоятеля, это выше. Поэтому прежде всего, разговаривая со мной, ты должен стоять!
Филемон вздрогнул, но быстро взял себя в руки. Унизительно медленно поднялся с кресла, и монахиня села на свое место. Наглеца это не смутило.
— Я так понимаю, что ты на братские деньги хочешь построить новую башню.
— Да, по приказу епископа.
Монах раздраженно поморщился. Филемон надеялся втереться в доверие к епископу и сделать его своим союзником против Керис. Он лебезил перед власть имущими с ребяческим постоянством. Так попал и в монастырь.
— Мне нужен доступ к монастырским деньгам. Это мое право. Братские деньги должны находиться в моем ведении.
— Последний раз, когда они находились в твоем ведении, ты их украл.
Беглец побледнел: эта стрела попала в яблочко.
— Просто смешно, — постарался скрыть смущение Филемон. — Аббат Годвин взял их, чтобы с ними ничего не случилось.
— Ну что ж, пока я исполняю обязанности аббата, никто не возьмет их, чтобы с ними ничего не случилось.
— Передай мне по крайней мере утварь. Она священна, к ней должны прикасаться священники, а не женщины.
— Прикосновения Томаса ее не оскверняют — брат выносит необходимое на службу и потом относит обратно в сокровищницу.
— Это не то, что…
Кое-что припомнив, Керис перебила:
— Кстати, ты не вернул всего, что взял.
— Но деньги…
— Утварь. Не хватает золотого подсвечника, пожертвованного гильдией свечников. Куда он делся?
Реакция Филемона ее удивила. Аббатиса ожидала, что он продолжит дерзить, но помощник настоятеля смутился:
— Он всегда находился в комнате аббата.
Настоятельница грозно свела брови.
— И что?
— Я хранил его отдельно.
Керис не поверила своим ушам.
— Иными словами, подсвечник до сих пор у тебя?
— Годвин просил меня присматривать за ним.
— И ты таскал его в Монмаут и бог знает куда еще?
— Таково было его желание.
Дикая, неправдоподобная басня, и Филемон это прекрасно понимал. Монах просто украл подсвечник.
— Так он у тебя?
Помощник аббата коротко кивнул. В этот момент вошел Томас.
— Вот ты где! — воскликнул он, увидев помощника настоятеля.
Керис попросила:
— Томас, поднимись наверх и обыщи комнату Филемона.
— А что искать?
— Утраченный золотой подсвечник.
— Не нужно искать. Он стоит на скамеечке для молитв.
Томас поднялся наверх, спустился с тяжелым подсвечником и передал его Керис. Настоятельница с интересом рассмотрела на основании имена двенадцати членов гильдии свечников, выгравированные крошечными буковками. Зачем он Филемону? Очевидно, не для продажи и не для переплавки: у него была куча времени, но беглец ничего не предпринял. Похоже, просто хотел иметь свой золотой подсвечник. Интересно, думала Керис, прохвост, наверное, смотрит на него, гладит, когда остается один. Она заметила в глазах Филемона слезы. Тот спросил:
— Вы его у меня отберете?
Какой глупый вопрос.
— Разумеется, — ответила настоятельница. — Он должен находиться в соборе, а не у тебя в комнате. Свечники пожертвовали его во славу Божью и для украшения церковных служб, а не для личного удовольствия одного монаха.
Филемон не возражал. Он был убит, но не раскаивался. Даже не понимал, что плохого в этом поступке. Горе стяжателя заключалось не в угрызениях совести, а в том, что у него отбирают подсвечник. Керис поняла, что чувство стыда ему вообще не знакомо.
— Я полагаю, это завершение диспута о твоем доступе к монастырским ценностям. Можешь идти.
Он вышел. Керис передала подсвечник Томасу:
— Отнеси его сестре Джоане, пусть уберет. Мы известим свечников, что их дар нашелся, и вынесем в ближайшее воскресенье.
Томас тоже ушел. Монахиня задумалась. Филемон ее ненавидит. И не стоит ломать голову почему: враги у него появлялись быстрее, чем друзья у коробейников. Но помощник настоятеля — беспощадный и совершенно бессовестный противник. Несомненно, он будет гадить при любой возможности. Его не переломить. И всякий раз после ее мелких побед злоба Филемона будет лишь расти. Но если она хотя бы раз позволит победить ему, прохвост взбунтуется по-настоящему. Предстояла кровавая битва, и Керис не видела выхода.
Бичующиеся вернулись субботним июньским вечером. Целительница в скриптории как раз засела за свою книгу. Она решила начать с того, как ухаживать за чумными, а затем перейти к менее страшным болезням. Написала про льняные маски, введенные ею в кингсбриджском госпитале, хотя трудно объяснить, зачем нужны маски, не обеспечивающие полной безопасности. Единственной реальной возможностью уберечься от чумы было уехать из города, пока она туда еще не добралась, и не возвращаться до окончания эпидемии, но большинство все равно никогда не сможет уехать. А про частичные меры предосторожности люди, верившие только в чудесные исцеления, как правило, и слышать не хотели. Ведь монахини в масках все-таки заражались чумой, хоть и реже. Керис решила сравнить льняную повязку со щитом. Щит не гарантирует, что воин выживет в бою, но, безусловно, служит некоторой защитой и ни один рыцарь не вступит в сражение без него. Она как раз писала этот фрагмент на новом листе пергамента, когда заслышала бичующихся и в ужасе застонала.