Мир без конца
Шрифт:
— Этого не может быть.
Годвин разозлился.
— Идиот, все видели, что ты поднимал распятие!
— Я ничего не знаю! — запищал вор.
— Не трать время и не ври мне! Его нужно вернуть. Из-за тебя я могу проиграть выборы. — Ризничий прижал Филемона к стене пекарни. — Где он?
К его удивлению, служка заплакал.
— Ради всего святого, — скривился Годвин, — перестань ломаться, ты взрослый человек.
Вор всхлипывал:
— Прости. Прости.
— Если ты не прекратишь… — Монах осекся. Никакого смысла ругать помощника. Сейчас он искренен. Уже мягче разоблачитель добавил: — Соберись с мыслями. Где рубин?
— Я его спрятал.
— Ну?
— В камине трапезной…
Кандидат в аббаты не мешкая направился в трапезную.
— Молись, чтобы он не упал в огонь!
За ним, утирая слезы, семенил Филемон.
— В августе не топят. А под заморозки я бы его перепрятал.
Оба вошли в длинную трапезную, в дальнем конце которой высился камин. Служка просунул руку в трубу, пошарил и достал испачканный сажей рубин размером с воробьиное яйцо. Вытер его о рукав и протянул ризничему.
— Теперь пойдем со мной.
— А что нужно делать?
— Его найдет Симеон.
Монах и служка вошли в собор. Казначей все ползал на коленях, шаря руками по полу.
— Ну, — обратился Годвин к Филемону, — попытайся точно вспомнить, где ты стоял, когда поднимал распятие.
Симеон посмотрел на воришку и, заметив его волнение, мягко сказал:
— Не бойся, сын мой, ты не сделал ничего плохого.
Тот встал в восточной части средокрестия возле ступеней в алтарь.
— По-моему, здесь.
Годвин поднялся по ступеням, заглянул под сиденья хора, делая вид, что ищет камень, и при этом украдкой подложил его под одно из сидений ближе к проходу, где рубин был не очень заметен. Затем, словно решив поискать в другом месте, передвинулся.
— Посмотри-ка здесь, Филемон, — указал хитрый инсценировщик.
Как он и надеялся, Симеон прошел в северную часть и, встав на колени, заглянул под сиденья, бормоча молитвы. В ожидании, пока брат заметит рубин, Годвин делал вид, что осматривает южную часть. Мало-помалу ризничий начинал думать, что у Симеона что-то не в порядке с глазами. Может, ему помочь? Наконец казначей воскликнул:
— Вот он!
Кандидат в аббаты сделал вид, что очень взволнован.
— Нашел?
— Да! Аллилуйя!
— Где он был?
— Здесь, под сиденьями.
— Слава тебе, Господи.
Годвин уговаривал себя не бояться графа Роланда. Поднимаясь по каменной лестнице в гостевые комнаты госпиталя, он думал, что же граф может с ним сделать. Даже если бы Ширинг был в состоянии встать с постели и обнажить меч, глупо набрасываться на монаха в монастыре — на такое не осмелился бы даже король.
Ральф Фитцджеральд доложил графу, и ризничий прошел в комнату. Сыновья графа стояли по обе стороны кровати: высокий Уильям с зачесанными назад волосами, в коричневых штанах военного покроя и грязных башмаках, и Ричард в епископском пурпуре — его расплывающаяся фигура свидетельствовала о сибаритской натуре и наличии средств к удовлетворению ее прихотей. Кастеру исполнилось тридцать лет, на год моложе Годвина. Двадцативосьмилетний Ричард, вероятно, пошел в мать — в нем не было почти ничего от внушавшего трепет, волевого графа.
— Ну, монах? — спросил Роланд, артикулируя левой частью рта. — Провели свои выборы?
Честолюбца покоробила эта грубость. «Ничего, настанет день, — поклялся он себе, — когда ты будешь называть меня отцом-настоятелем». Возмущение придало ему мужества сообщить неприятные для графа новости.
— Да, милорд. Имею честь сообщить вам, что монахи Кингсбриджа избрали своим аббатом меня.
— Что-о? — взревел Ширинг. — Тебя?
Годвин в притворном смирении опустил голову.
— Больше всех удивлен я сам.
— Но ты мальчишка!
Оскорбление подсказало ответ:
— Я старше вашего сына, епископа Кингсбриджа.
— И сколько ты получил голосов?
— Двадцать пять.
— А монах Мёрдоу?
— Ни одного. Монахи были единодушны…
— Ни одного? — зарычал Роланд. — Да это заговор… измена!
— Выборы были проведены при строжайшем соблюдении всех правил.
— Плевал я на ваши правила. Не хочу, чтобы меня третировала кучка изнеженных монахов.
— Новый аббат выбран братией, милорд. Поставление состоится в ближайшее воскресенье, перед свадьбой.
— Выбор монахов должен одобрить епископ Кингсбриджа. И могу тебя заверить, он его не одобрит. Проведите еще одни выборы и доложите о нужном мне результате.
— Прекрасно, граф Роланд. — Годвин направился к двери. У него было в запасе еще несколько козырей, но он не собирался выкладывать их все сразу. Новоявленный настоятель повернулся к Ричарду: — Милорд епископ, если вам будет угодно побеседовать со мной, вы найдете меня в доме аббата.
Он вышел в коридор.
— Ты не аббат! — крикнул ему вдогонку граф.
Монах дрожат всем телом. В гневе Роланд был страшен, а вспышки случались нередко. Но священник устоял. Петронилла бы им гордилась. На трясущихся ногах избранный настоятель спустился по лестнице и прошел к дому аббата. Карл уже выехал. Впервые за пятнадцать лет у Годвина будет собственная спальня. Его радость лишь слегка омрачалась тем, что лом приходилось делить с епископом, который обыкновенно останавливался здесь, приезжая в город. Формально аббатом Кингсбриджа считался Ричард, и, хотя власть его ограничена, епископ выше аббата. Ричард почти не заходил сюда днем, но вечерами занимал лучшую спальню.