Мир до и после дня рождения

Шрайвер Лайонел

Они встретились в конце августа в кафе «Старбакс» на Странд, недалеко от его офиса. Рэмси недавно вернулся после очередной процедуры лучевой терапии и еще несколько часов не будет ничего вокруг замечать. Ирина и Лоренс постоянно переписывались по электронной почте, но с их последней встречи в отеле «Пьер» прошел уже год. Ей было даже немного не по себе, она забыла, как Лоренс выглядит.

Возможно, Лоренс испытал более сильное чувство, он даже не пытался скрыть, насколько шокирован.

— Ирина Галина! Ты чертовски хреново выглядишь.

Ирина

посмотрела на свои руки с обгрызенными ногтями:

— Рэмси выглядит еще хуже.

— Ты вообще что-нибудь ешь?

Она и сама заметила, когда последний раз принимала душ, что ключицы стали выпирать сильнее, а кожа на животе повисла. В конце концов, она уже в таком возрасте, что этого не избежать.

— Я кое-что подъедаю за Рэмси. Он слишком слаб и мало ест. Но у меня нет аппетита доедать все подчистую.

— Ты такая тощая! Как ты будешь заботиться о нем, если не можешь позаботиться о себе?

Вечные проповеди.

— Я тебя уверяю, жалеть в этой ситуации надо не меня.

— Как он относится к болезни? Потому что если человек полон желания преодолеть…

— Его онколог говорит совсем другое. На результат не влияет, пессимист ли вы или оптимист.

Лоренс нахмурился. Он верил в силу воли, в значимость собственного бытия.

— Я ничего такого не слышал и не стал бы принимать мнение одного врача…

— Это все потому, что тебе просто не нравится эта мысль, — перебила его Ирина. — Но это не означает, что она неправильная. Пойми, сложно ожидать от человека, который находится почти в агонии, что он станет оживленно размахивать флагами, стараясь развеселить публику, как девушка из группы поддержки. Но все же Рэмси держится. Правда, он много спит.

— Каковы прогнозы?

Ирина пожала плечами:

— На этот вопрос нельзя дать четкий ответ. Не стоит верить всему, что говорят врачи; надо доверять лишь тому, что видишь. Видимо, всю зиму ему будут делать химиотерапию.

— Выпадение волос… боли, тошнота и все такое, верно?

— Верно.

— Полагаю, в снукер он играет нечасто.

— Представляешь, когда ему становится легче, он действительно играет. Говорит, что его это успокаивает. Пожалуй, впервые в жизни он играет для удовольствия — ради того, чтобы смотреть, как катятся шары и с треском сталкиваются друг с другом. И поскольку от его игры ничего не зависит, он больше не корит себя, когда находится не в форме.

Положение Рэмси было настолько сложным, что Ирина решила касаться в разговоре лишь своих собственных проблем.

— Скажи, как твой брак? — Во время переписки она исправила оплошность и поинтересовалась именем его избранницы.

— Все совсем по-другому. Не так, как было у нас с тобой. Более… бурно, если ты понимаешь, о чем я.

Она улыбнулась:

— Очень хорошо понимаю. Тебе это нравится? Или ты бы предпочел ту спокойную жизнь, как была у нас с тобой? Тихая. Размеренная. Невыраженная, сдерживаемая страсть. Это было не так уж плохо.

— Но совсем по-другому.

— Верно, но каждый человек

должен сам для себя решить, что ему нравится.

Лоренс скривился:

— Я предпочитаю не оглядываться в прошлое.

— А я порой думаю о том, как все могло бы сложиться.

— Пустая трата времени.

— Возможно, — согласилась Ирина.

— Знаешь, по крайней мере… если произойдет самое страшное, ты будешь хорошо обеспечена.

В их переписке Ирина ловко избегала темы их с Рэмси финансового положения.

— Не совсем, — решилась признаться она. — Рэмси банкрот.

— Это же невозможно!

— Помнишь суммы счетов в ресторанах, которые он оплачивал, когда мы еще ужинали вчетвером? А теперь умножь их на несколько тысяч.

— Как же ты справляешься?

— С трудом. Большую часть сбережений я потратила на частных врачей. В последние шесть месяцев мне пришлось приостановить работу.

Лоренс не мог слышать о несчастьях, если не имел возможности помочь — он всегда был хорошим исполнителем, — и глаза его загорелись прежде, чем Ирина успела его остановить.

— Так давай я вам помогу! Я могу себе позволить выделить тебе тысяч десять, может, даже двадцать! Их не надо будет отдавать.

Она положила руку ему на плечо:

— Нет, я не могу их принять. Это очень трогательно, но Рэмси мне не позволит, да я и сама не смогу. Не беспокойся. Мне есть к кому обратиться.

Расставаясь, Ирина сказала:

— Может, этого не следует говорить, но иногда я по тебе скучаю. По твоей уверенности и стойкости. Это ведь не очень плохо, правда?

— Нет. — Он ответил слишком поспешно и легко. — Знаешь, я тоже иногда скучаю по тебе! По пирогу с ревенем и чили.

— Ты скучаешь по моей стряпне?

— Это же лучше, чем радоваться, что наконец избавился, верно? Конечно, мне не только этого не хватает, но, да, я скучаю по тому, как ты готовила. Тебя это не обижает? Ты из тех редких женщин, которые думают о людях. Я понял это совсем недавно, не все женщины такие, поверь.

Ирина шла вниз по Странд, переполняемая чувствами. Она-то все годы жила с уверенностью, что это Лоренс о ней заботится.

Говоря о том, что ей есть к кому обратиться, Ирина имела в виду человека, звонок которому откладывала и по сей день, хотя срок очередной выплаты за дом неумолимо приближался. Ирина медленно набирала номер — 7… 1… — звонок сорвался, и ей пришлось набирать снова.

— Мама? — Голос ее дрожал. — Это Ирина… Послушай, я знаю, последнее время у нас были разногласия, но Рэмси тяжело болен… Да, я предполагала, что она тебе рассказала. Но она не все знает, дело в том… что у нас серьезные материальные трудности… Мама, прошу, только не начинай твердить, что ты мне говорила, предупреждала и все такое, сейчас не время, мама!.. Дом все еще наш, но я не могу так поступить с Рэмси, только не сейчас, когда он так болен. Он очень любит свой дом. Я хотела спросить — машина все еще у тебя?.. Прости, мама, но я вынуждена попросить тебя ее продать.