Мир Дому. Трилогия
Шрифт:
Стоп! Стоп-стоп-стоп… От новой мысли, вскочившей в голове, Серега снова почувствовал горячую волну по всему телу. Дед был офицером. И батя. И он сам. Тогда получается… он оттер пот, каплями выступивший по лысине… получается, что он – прямой потомок тех бойцов. Прямой потомок «морфов».
Он сам – морф.
Покачиваясь словно пьяный, он поднялся. Открытие кружило голову. Всю жизнь искать встречи с легендарными существами… и вдруг понять, что ты!.. ты сам имеешь непосредственное отношение!.. Это пьянило почище сотки спирта. Он повернулся, собираясь вот прямо сейчас, немедленно рассказать об открытии… сзади стоял Знайка.
– Ну и морда у тебя… – покачал он головой. – Тоже интересное нарыл?
– Охренеешь… – хрипло ответил Сотников.
– Уже, – кивнул Илья. Глаза у него горели. – Пошли в архив. Готова
Шагая вслед за научником, Серега буквально чувствовал, как их пожирают взглядами. Илья выбрался из пыльного архивного склепа – значит всё. Картина маслом. Но первая информация всегда командиру. Придется подождать.
Стол, за которым сидел мелкий, был сплошь завален пыльными папками. Грязно-желтыми кучами они громоздились по углам, валялись под столом и на полу, расползаясь во все стороны с сухим бумажным шелестом. На столе ровной стопкой лежали отобранные листы – и планшет. Наверняка фотографировал и записи делал. Сев на стул напротив, Серега даже удивился – неужели мелкий успел перелопатить такой объем? Тут не просто прочитать… тут сунуть нос в каждую папку времени не хватит. Но Знайке хватило.
– Эксперимент, – усевшись за стол, сказал научник. – Программатор не врал. И байки, которые ходили в Доме, – тоже отчасти правда. Так вот – это действительно был Эксперимент. Я прочитал, – Илья пихнул ворох бумаг, – и отобрал самое интересное. Здесь и официальные документы, и промежуточные результаты Эксперимента, и даже дневники некоторых руководителей. Мы, Россия, пытались вылезти из того дерьма, во что превратился мир в XXI веке. Но что в итоге случилось там… – Знайка ткнул пальцем в потолок, – в бумагах нет. Зато теперь я знаю, как появился Дом.
– Так рассказывай! Рассказывай! – страшным шепотом зашипел Серега.
– Я тебе зачитаю, – кивнул Илья. – Дневник одного из руководителей – и в нем записка. Не знаю даже… подытоживающая что ли… – он с задумчивым видом поскреб ирокез. – Написана перед самым уходом из Восьмиугольника. Догадайся, куда…
– Ниже?
– Ниже, – кивнул Илья. – Я так понимаю, часть людей стала диким племенем. А часть – общиной Дома.
– Ну и?.. – снова подтолкнул товарища Серега.
– Ты помнишь историю России на рубеже двадцать первого века?
– В общих чертах. Конец двадцатого – развал СССР. Начало двадцать первого – – разруха. Давно же было, в Академии еще – а после я особо не интересовался.
– Это зря. Интересоваться всегда нужно, – покачал головой Знайка. – Ну слушай…
«…После того, как в девяностые годы двадцатого века СССР проиграл в холодной войне и распался – последовал медленный подъем России и возвращение ее на мировую арену в статусе глобального игрока. Факты – вещь упрямая. От выклянчивания кредитов и гигантского внешнего долга – к практически полностью ликвидированным долгам, росту ВВП [91] и экономики до шестой в мире и второй в Европе. От покупки пшеницы за бугром, чтоб хоть как-то прокормить народ, – к первому месту в мире по экспорту. От полностью разложившейся армии, когда не хватало денег даже на солдатскую кашу и портянки – к полной замене устаревшей техники на новую, восстановлению и увеличению боевой мощи, постановке на боевое дежурство новейших систем вооружения и заключению контрактов на продажу военной техники на мировом рынке на многие триллионы рублей. От развала, когда страна потеряла не только братские республики, но ожидался распад уже собственно России на Сибирь, Татарстан, Дальний Восток и множество мелких местечковых княжеств – к сильной и независимой, имеющей свою внешнюю политику и свои интересы, стране. Принуждение к миру Грузии, возврат Крыма, затем – война в Сирии и Ливии, где мы помогали местным правительствам, давили международный терроризм и вправляли мозги излишне самоуверенным гегемонам… К тридцатому году, всего за сорок лет пройдя от разрухи до полного восстановления, Россия снова заняла подобающее место на мировой арене.
На Западе меж тем штормило. Словно поменялись местами палач и жертва. Волны мигрантов, эпидемии, голод, экономический кризис, распад Евросоюза… Европа переживала все то, что ранее пережил русский народ – народ, которому, по иронии судьбы, именно западными демократиями была уготована смерть и забвение на свалке истории. Штормило и Россию – мы тогда все еще оставались завязаны на мировую экономику – но меньше. Куда меньше. Настолько, что в разгар экономического кризиса, когда рынки падали по всему миру – страна продолжала тратить деньги на социалку, национальные проекты и большие стройки. Запас прочности оказался достаточным.
И все бы хорошо – но коллективный Запад всегда искал способы уничтожения страны. Такова геополитика, борьба за место под солнцем. «Новый порядок будет строиться против России, за счет России и на обломках России» [92]. Коллективный Запад в прошлом не раз получал отпор – но всегда искал новые способы проверки. Не получилось войной – попробуем деньгами. Не получилось деньгами – зайдем с другой стороны. Новый способ был найден – и показал себя блестяще.
«Пусть на улицах вражеской столицы шепчутся, что князь обворовывает народ, советники его предали, чиновники спились, а воины голодные и босые.
Пусть жители калечат имя своего князя и произносят его неправильно.
Пусть им при сытой жизни кажется, что они голодают.
Пусть состоятельные жители завидуют тем, кто в соседнем княжестве пасет скот.
Разжигайте внутренний пожар не огнем, а словом – и вскоре глупые начнут жаловаться и проклинать свою Родину.
И тогда мы пройдем через открытые ворота».
Некоторые приписывают эти слова Сунь-Цзы и его трактату «Искусство войны». Есть и другие мнения. Но не столь важно, откуда они – важно, что эти слова отражают суть. Информационная война – бескровная, но самая грязная, самая мерзкая, самая отвратительная из всех видов войн. Хотя бы потому, что бьет не по боевым порядкам противника, не по бойцам, которые готовы к войне и противостоянию – а по тылам. По мирным людям. По детям. По молодежи. Да и ведется без объявления боевых действий, исподтишка, скользким гадом вползая в дом с черного хода. «Дайте мне средство массовой информации – и я из любого народа сделаю стадо свиней». «Отнимите у народа историю – и через поколение он превратится в толпу, а еще через поколение в управляемое стадо». «Пропаганда должна воздействовать больше на чувства, чем на разум». Геббельс.
И она воздействовала.
Педерастия, толерантность, нигилизм, потреблядство, космополитизм и безродность, глумление над своей Родиной, ее культурой и историей, осмеяние и пренебрежение – все это потоками лилось с экранов, из газет и журналов, из сети. Старались СМИ-иноагенты. Старались НКО. Старались блогеры. Старались фальшивые боты в социальных сетях. Уже в двадцатых годах против гражданского населения в русском сегменте интернета работало до восьмидесяти тысяч русскоязычных аккаунтов [93]. Восемьдесят тысяч – сначала, а к пятидесятым и до двухсот дошло. И подавляющее большинство – с территории Украины. Некогда братский народ превратили в орудие против нас же, против России. Более того – старались свои же! Целый пласт людей – казалось бы, русских, рожденных здесь, но уже успевших превратиться в ядовитую сволочь – грызли страну, гадили на историю, топтали традиции, унижали все, что с ней связано. «Ложь, повторенная тысячу раз, становится правдой». И это тоже он, отец лжи. Йозеф Геббельс. И не было хуже предательства, чем подобное… Я не хочу подробно останавливаться на этом, не буду рассказывать о сотнях пропагандистах, тысячами ручейков льющих ложь вперемежку с полуправдой… все это мы хлебнули через край. И нужно иметь поистине фанатичную преданность Родине, чтоб не поддаться, не усомниться, не уподобиться… В эпоху общедоступности огромного количества сортов информационного дерьма, разных вкусов его и расцветок – необходимо быть предельно осторожным, чтоб не изгваздаться по уши, не хватануть полной ложкой. И особенно актуально это для молодого поколения. Просто потому, что нет пока еще критичности в восприятии информации. Нет пока еще привычки отталкивать от себя эту грязь.