Мир Дому. Трилогия
Шрифт:
– Сто лет прошло… Оно в порядке?
– В полном. Разве что могут возникнуть проблемы с патронами… Но мы отстреляем контрольную партию, проверим примерный процент осечек. Из того и будем исходить.
– Сейчас отстреляем? – удивляюсь я. – И где стрелять?
– Не сейчас. Чуть позже. А стрелять будем прямо тут. От стены до стены почти сотня метров – вам для тренировки за глаза хватит. И главное, что никто не услышит – толща породы не пропустит звуки ни в Гексагон, ни на Завод.
– Когда? – требую я. – Когда начнем?
Он усмехается.
– Эк тебя расквасило… Наберись терпения. Мы здесь уже полчаса, да шли час. Да
– Какого ж хрена ты меня сюда притащил?.. – ворчу я. Я чувствую себя ребенком, которого поманили конфеткой, но так ее и не дали. – Бля, да хоть подержать что ли дай…
Комбриг улыбается и передает мне ПКМ.
– Держи. Полапай немного. Зачем притащил, спрашиваешь? А чтоб тебе убедительности добавить. Чтоб красноречие твое подхлестнуть. Чтоб ты сам увидел, что это не какая-нибудь мифическая хрень – здесь все по-настоящему, и нам вполне по силам поджечь Гексагон. И чтобы показать тебе эвакуационный выход, которым ты с пацанами сможешь уйти, если что не так пойдет. Ну? Что чувствуешь? Есть бонус к убедительности и красноречию?
Я держу в руках пулемет. И да, я чувствую. Чувствую, как от него в меня течет злая сила, энергия высокого напряжения. Единожды взяв в руки оружие, раб уже вряд ли станет подчиняться. А мы и есть эти рабы. Мы не видим нормальной жизни, мы приговорены к вечной пахоте, мы работаем от зари до зари, с рождения до скорой смерти. Но я держу в руках пулемет – и слышу его голос. «Иди и дерись. Докажи, что ты не раб. Вот она, свобода; протяни руку и возьми ». И я криво ухмыляюсь.
– Бонус есть, – хрипло отвечаю я. – Спасибо, брат Комбриг. Такой бонус, что… Нужно привести сюда ребят и показать им все это. Тогда нашего общего бонуса на весь Гексагон хватит.
Комбриг кивает и забирает у меня пулемет.
– Этим мы в ближайшее время и займемся. А теперь давай-ка переместимся в комнату отдыха. Побеседуем на предмет общения с номерами. Просто подскажу тебе варианты, кого и чем можно будет взять…
Обратно мы возвращаемся прежним путем. Та же тьма, те же бесконечные коридоры, переходы, потерны и воздуховоды. Все вроде бы то же самое… но только, чуется мне, что я теперь другой. И я догадываюсь, что повлияло. Оружие. Настоящий ствол в руках. Этот здоровенный пулемет, дающий мощнейшее ощущение какой-то внутренней собранности, уверенности в себе и силы.
– Надо обязательно прогнать всех через оружие, – говорю я в спину Комбрига. Он снова идет впереди, прокладывая путь. – Пусть увидят и подержат в руках…
– То ли еще будет, когда стрелять начнем, – я слышу его смешок – кажется, Комбриг догадался, что я испытываю. Или по роже моей понял. – А ты, братец Лис, оказывается, ганофил…
– Чего-о-о?..
– Ганофил. Человек, которого прёт от оружия. У нас – тех, кто оружие из рук по жизни не выпускает, – есть такая поговорка: ганофилия – это как нимфомания; вроде и болезнь – а как приятно… Смех смехом, но от истины недалеко.
– Сам дурак… – бурчу я. Но, понятно, шуткой. Мне почему-то нравится, что он говорит.
Он снова коротко усмехается.
– Но ты же почувствовал, а?
Почувствовал ли я? Да в полный рост! Я даже не подозревал, что так отреагирую. И я упрямо повторяю:
– Нужно чтобы все прошли через оружие. Нужно, чтоб хотя бы один из десяти ощутил…
– Боишься, что иначе не поднимем людей? – скорее утверждает, чем спрашивает он.
Я что-то гукаю. Я не хочу об этом думать – но опасения есть… Ненависть – да, копится. Но я сужу лишь по себе да ближникам. По братьям-буграм, по номерам, кого знаю лично и с кем иногда контачу. Но что с основной массой? Что будет с этим поголовьем крыс, когда мы начнем? Не попрячутся ли по норам?
– В психологии есть такое понятие – «выученная беспомощность», – говорит Комбриг. – Это такое состояние человека или животного, при котором они не предпринимают попыток к улучшению своей жизни, хотя имеют немалые шансы. Появляется она как раз в таких вот условиях – когда нет возможности воздействовать на отрицательные обстоятельства среды вокруг тебя. Человек становится пассивным, отказывается от действия, не желает ничего менять. Даже и тогда, когда появляется возможность. У людей, согласно некоторым исследованиям, выученная беспомощность сопровождается потерей чувства свободы и контроля, неверием в возможность изменений, неверием в собственные силы. И особенно хорошо это видно в концлагерях. Когда колонну, состоящую из многих сотен людей, конвоирует или охраняет всего пара десятков надзирателей – люди могут броситься на них и отобрать оружие. Но колонна послушно идет к месту расстрела. И даже когда начинают стрелять – они так же покорны. Первый десяток на рубеж – залп – в ров; второй десяток на рубеж – залп – в ров. Я знаю. Я прошел через это.
– И как с этим бороться?
– А личным примером. Нужно только показать, что все серьезно. И предварительно пустить слушок. Пусть каждый нюхом чует – что-то готовится. И пусть знает это – даже не явно, без подробностей… Тогда каждый примерит на себя эту шкуру и хотя бы будет готов, когда начнется. И когда начнется – покатится как снежный ком.
– Может узнать Смотрящий, – хмуро отвечаю я. – И принять меры. Нагнать кадавров… Или задружиться с Заводом и пригнать машин.
– Нам только того и надо. Чем больше контроллеров вернется из Джунглей – тем лучше. Прихлопнем разом. Не забывай про удар снаружи.
Я не забываю. Как можно забыть то, на что возлагаешь самые большие надежды?
Я шагаю вслед за Комбригом – и самые разные мысли одолевают меня. Но среди них есть одна, которая не дает мне покоя. Неужели Док и Армен внедрены сюда специально для подготовки к восстанию? Ведь они живут здесь уже очень давно. Так давно, что я даже мелким помню их. И десять лет назад, и вроде бы даже двадцать… Информация наверняка собрана задолго до сегодняшнего дня. Почему же Комбриг и его люди столько ждали?..
– Немного не так, – отвечает Комбриг, когда я задаю этот вопрос. – Оперативники внедрены очень давно. Это да. Но восстание заранее никто специально не готовил. Комитет имеет своих кротов на многих объектах и во многих структурах – правда, к сожалению, на совсем уж высокие должности пролезть не удается… Такова уж специфика нынешнего мира поверхности. И теперь, когда они понадобились, их расконсервировали, провели проверку и признали годными к дальнейшей работе.
Эти слова поражают меня. Жить под чужой личиной десятки лет… Как по мне – это что-то необъяснимое. Добровольно уйти в Гексагон, в эту проклятую бетонную берлогу, лишить себя света и всех земных радостей? Да ну нахер… Здесь Комбриг явно гонит! Какой нормальный человек согласится?!