Мир Дому. Трилогия
Шрифт:
– Э, тело! Ты там заснул, что ли? – ухмыляется капо. Мне совершенно ясно, что он уже решил, что сломал меня. – Так ты не спи! Тут судьба твоя решается! Ну, так кто же убил нашего товарища?
Я закрываю глаза, глубоко вздыхаю – и смотрю на Васькино лицо. Я прощаюсь. Она умрет сразу, так и не поняв, что произошло. Есть такая точка сзади в основании черепа. Если воткнуть туда заточку – смерть наступит мгновенно.
– Я.
Боль вспыхивает в голове. Я уже на полу – и меня бьют, бьют и бьют… Удар по черепу, удар в брюхо, удар в копчик, от которого меня дергает, словно разрядом…
– …пришел, что ли, в себя?..
Я открываю глаза. Вернее – глаз. Правый. Левый заплыл, если чего не похуже. Не чувствую его, и все тут.
Сверху надвигается темное расплывчатое пятно, и я слышу голос капо-два.
– Смотри сюда, дебил. Ради тебя нашли и притащили…
Я начинаю чувствовать свое тело – и вдруг понимаю, что я уже не на полу. Я сижу – и, кажется, я привязан. Я осматриваюсь – и сквозь красную кашу в голове вижу, что привязан к стулу. А еще я чувствую, что на мне нет робы… Что эти пидоры еще удумали?..
– Сюда гляди, мудила!..
Я снова фокусируюсь – и вижу топливный элемент четырехсотого. Два силовых провода от него тянутся к какой-то неведомой херне, коробке из пластика, откуда совершенно явственно слышно гудение. И чё это?..
– Это трансформатор, – разъясняет капо-два. – Понижающий. Умельцы из электриков собрали. Он, как следует из названия, понижает. Понижает напряжение из топливника до приемлемой величины. Чтоб ты сразу не сдох. А вот эти проводки… – он тычет мне в лицо два провода, прикрученные к клеммам трансформатора, щелкает кнопкой, и на конце проводков трещит красивая голубая искра, – мы засунем в тебя. В жопу, там, или еще куда… Дальше сам догадайся.
Я снова начинаю уходить куда-то в себя, проваливаясь в темноту за красноватыми облаками, вдруг охватившими меня со всех сторон.
– Стоять! Куда?! Под ногти ему, под ногти воткни!..
Резкая боль чуть отрезвляет. Я роняю голову на грудь и вижу, что под ногтями большого и указательного торчат провода.
– Ну чё, Лис. С новыми ощущениями тебя…
Снова щелкает кнопка – и на секунду у меня останавливается сердце. Разряд через все тело, да еще и по нежному мяску под ногтями… мышцы скручивает тугим узлом, тело напряжено до предела… Я истошно ору, дергаюсь, как бешеный, пытаясь избавиться от проводов! Стойте! Остановите, суки!!!..
И вдруг боль заканчивается.
– Понравилось? – капо-два сидит напротив и с любопытством глядит в мое лицо. – Нормально, хе-хе, пробрало… Так кто, говоришь, убил?..
Я смотрю в глаза ублюдку – и понимаю, что сейчас будет хуже… Угадал.
– Не колется, пацаны, – капо сочувственно кивает и поднимается. – Давайте это… Давайте, втыкайте ему в хер. Прямо внутрь.
Меня начинает колотить. Потряхивает ощутимо, и я чувствую, как мелко дрожат зубы. Я понимаю, что сейчас будет о-о-очень больно – и, может быть, я не смогу выдержать… Я толкаюсь ногами, пытаясь опрокинуть стул и раздолбать затылок о бетон – но стул держат надежно, и ничего не выходит.
– Дергается? – спрашивает капо. – Эт хорошо. Значит, ссыт. Смотри, Лис, пока еще можем тормознуть. Просто после того, как мы закончим, – у тебя уже не будет возможности кинуть палку-другую. И нахрена тогда тебе рыжая? А ведь мы и ее можем подтянуть…
– С-с-суки… Твари… Пидоры… – голос у меня хриплый, но разборчивый. – Я бы тебя, гандон, лично сам на куски порезал…
– К сожалению, ты несколько стеснен в возможностях, – лыбится этот ублюдок. И интересуется у одного из младших, которые возятся с моими штанами: – Ну че там? Можно уже?
– Я это… Я пойду перчатки, что ли, возьму… – говорит тот. – Мне че-то впадлу его хер руками трогать…
– Охереть какие мы нежные… – тянет капо-два. – Ну сходи, сходи. Лис подождет. Может, подумает малость… Так, что ли, Лис?
– Это, бля, чё тут происходит?!!
Это Док! Док! Док, мать твою, родненький!.. Выручай! Док стоит в дверях – и он в бешенстве. Я вообще впервые вижу Дока в бешенстве – и мне становится малость не по себе…
Мелкие капо бледнеют и медленно утекают за спину старших. Только капо-два и седьмой остаются на месте – и хмуро глядят на Дока. И я запоздало соображаю, что их пятеро – а Док один…
– Ну-ка назад, к стеночке, – командует Док – и в руке его вдруг возникает пистолет. – В рядочек, упыри, в рядочек… Вы чё, совсем страх потеряли, организмы? – в его голосе явственно слышно удивление. – Пришли ко мне в огород и хозяйничают, понимаешь… Ниче там, самомнение ни у кого не жмет? А? Че молчим-то, родные?
– Док… ты это… Ты чё, охренел? – ерепенится капо-два. – Ты чё… У тя откуда ствол-то?..
– Завали, – коротко советует Док. – Мне, в отличие от тебя, хренов ты шнырь, до «охренел» очень далеко. Я медперсонал и вхожу в состав администрации Гексагона. А ты кто тут? Падаль. Вша поднарная.
– Борщишь, Док… – тянет капо-два. Он явно старается держать лицо перед своими – но уже ясно, что против Дока ему как моське против слона. – Ствол тебе полагается, что ли?..
– Полагается, – кивает Док. – Мне вот как раз полагается… И стрелять я умею. Вдупляешь?
Капо-два молчит. Да и что тут скажешь?
– А еще у меня имеется персонал, который знает, где меня искать при случае. Так что если нужно – я могу появиться достаточно быстро… Лис, что они от тебя хотят?
– Они тебе не верят, Док, – мстительно хриплю я. Корка запекшейся крови на нижней губе вдруг лопается – и я чувствую, как по подбородку ползет теплое… – Не верят медицинскому заключению, что это я свалил капо-пять...
– Вот обидно, понимашь… – картинно огорчается Док. – Трудишься тут, трудишься, совершенствуешься в профессиональном смысле… И все для чего? Чтоб какой-то чмошник тебя под сомнение ставил? Ладно там, чего другое… Но за это я вас тут же прям и шлепну.
Я вдруг понимаю, что у меня есть шанс спасти сестру! Уж кто-кто, а Док обладает такой возможностью! И я добавляю:
– И еще они Ваську хотели… ну… того… Опаскудить! С извращениями…
Док медленно поднимает ствол. Он, конечно, шутит – но капо-два явственно бледнеет. Док в своем праве – и они понимают это. Эта шушера заперлась в его хозяйство – и заправляет здесь, как в своем нужнике. Я бы точно шлепнул. Шлепни их, Док! Тем более что мне теперь, если выйду отсюда, – точно край. Тем же вечером в камере и придушат.