Мир фантастики 2010. Зона высадки
Шрифт:
— Услышав бесплотный голос, знающий твои сокровенные мысли, — откликнулась Джулия, — я бы тоже, наверно, спятила. Самое страшное на свете — это опасность, которой не видишь. Мое счастье, что один из них попал под облучение и начал светиться. Теперь, правда, нашего Бармадона не отличишь ото всех остальных. Да его теперь и нет, как такового. Он разделился, и мы называем его Бармадон Первый и Бармадон Второй. У меня такое ощущение, что они считают его чем-то вроде национального героя, спасителем
Звездолетчики как-то странно переглянулись между собой.
— А много их? — без энтузиазма спросил Стив.
— Лично я со счета сбилась, — рассмеялась Джулия.
— А я — нет, — заявила Анна. — Они у меня все в тетрадку записаны.
Стив поперхнулся чаем.
— Ты еще и учет им ведешь? — насмешливо проговорил он.
— Конечно. Ведь кто-то должен их изучать, а папе и маме некогда.
— Мы бы, пожалуй, продлили контракт еще на год, — задумчиво сказал Дин.
— Компания согласна, — кивнул капитан звездолета, — но… только за половинную плату.
Дин взглянул на жену, и она чуть заметно кивнула.
— Ты хочешь остаться здесь еще на год? — спросил Дин у дочери.
— Нет, — твердо ответила девочка. — Я хочу остаться здесь насовсем, ведь если меня не станет, он, — она показала на Стива, — перестанет включать им инкубатор. Разве вы не видите, он же до сих пор не верит, что они есть.
— Это точно, — дружно подтвердило сразу же несколько голосов.
— Они все не верят, что мы есть, — авторитетно сообщил еще кто-то невидимый. — Но трусят при этом очень вкусно.
Андрей Тепляков
Соседи
— Здорово, Никодим! Встречай гостей!
Никодим, хозяин лучших ремонтных доков станции «Айс-6», внешне напоминавший гнома и даже на огромном мониторе «Ignis sanat» выглядевший маленьким, ушастым и помятым, потер глаза:
— Ной, храни тебя Бог! Ты?
— Я.
— Что у вас? Надеюсь, стоящее?
— «Дельта». Маркировка 16193-4.
— На ходу?
— Нет. Топлива нет. Тащим на себе.
— Ной, это жуткое старье.
— Сколько?
Никодим задумчиво потер щетинистый подбородок.
— По весу.
— Не пойдет. Мы даже топливо не окупим.
Лицо «гнома» приобрело вкрадчивое выражение. Он наклонился ближе к экрану, заняв почти все видимое пространство.
— Ной, дорогой мой, почему мне кажется, что топливо с «Дельты» находится в твоем трюме? Почему я не могу отделаться от мысли, что тащите вы ее только потому, что двигатели на этой колымаге не работают? Я весь в сомнениях.
— Ты слишком долго общался с шантрапой.
— Предлагаю в последний раз — беру этот хлам по весу. И, только для тебя, я готов увеличить ставку на пять процентов. Сколько там у вас?
— Никодимушка, — вмешался
— И ты тут, балабол! Поторговаться хочешь?
— А можно?
— Валяй.
Никодим откинулся в кресле и сложил руки на большом животе. Ежик кротко взглянул на Ноя. Тот кивнул.
— Двигатели, Никодимушка — четыре «роллсройса»! Лет по десять, не больше! Зуб видишь?
Ежик придвинулся вплотную к экрану и осклабился.
— Виишь? — прошепелявил он.
— Брось свои ужимки. Я спать хочу!
— Скоро! Скоро ты вернешься в свою кроватку! Итак. — Ежик отодвинулся и принялся загибать пальцы. — Что мы имеем: четыре двигателя, требующие легкого ремонта. Шестьдесят криокамер — двенадцать рабочие.
— Чистые?
— Относительно.
— Что еще?
— Левый щит. Почти целый. Распилишь эту махину и покроешь не меньше четырех «Скатов».
Ежик улыбнулся.
— Ну как? Нравится?
Никодим размышлял. Ежик незаметно показал Ною большой палец и развалился в кресле, брякнув на пульт ноги в грязных ботинках.
— Хорошо, — наконец, произнес Никодим. — За двигатели дам по двадцать тысяч. Десять тысяч за камеры. За все. И четыре за щит. Железо по весу. Цена обычная.
— Вот это разговор!
— Сколько? — спросил Ной.
— Сейчас.
Никодим стал рыться в электронном справочнике.
— Так. «Дельта». 16193. Тысяча пятьсот пятьдесят тонн. По четыре за тонну…
— Никодимушка…
Ежик снял ноги с панели и выпрямился, но Ной опередил его. Он встал и подошел вплотную к экрану. «Гном» сник.
— Ладно, ладно. Не кипятись. Какой индекс у вашей «Дельты»?
— Четыре. Это две тысячи четыреста тонн.
— Четыреста тридцать, — вставил Ежик.
Никодим раздраженно нажимал кнопки у себя на пульте.
— Ладно, — повторил он. — Мое предложение такое — девять семьсот за железо, четырнадцать за щит и камеры и восемьдесят за двигатели. Всего сто три семьсот. Все.
Ной стоял и наблюдал, как под его взглядом Никодим все больше мрачнеет. Насладившись зрелищем, он медленно отошел.
— Согласен.
— Что с бумагами?
— Все чисто. Запрос приняли, к утру оформим.
— Пятый док. Встретимся утром.
Никодим отключился. Ной повернулся в кресле и посмотрел на Цесс. Девушка спокойно дремала в углу большого отсека, свернувшись клубком, как кошка. Он покачал головой. Даже спустя столько лет она оставалась верной своей природе: она ходила, как человек; разговаривала, как человек; трахалась, как человек, — но при этом, в глубине, оставалась прежней. И ничего нельзя было с этим поделать. Ной повернулся к Ежику.