Мир Гаора

Зубачева Татьяна Николаевна

Гаор сидел на нарах, оглядывая камеру и её обитателей с холодным вниманием. Руки, как не его, бессильно свисали вдоль тела. Надо бы попробовать размять, растереть пальцы и суставы, но он боялся неосторожным движением привлечь внимание Старшего и оказаться снова закованным. И всё равно, через страх и боль, сквозь отчаяние и равнодушие ему надо понять. Кто они? Кем были до пресс-камеры? До клейма? Почему Шестой никогда не был в лесу? Откуда у Старшего командирские, даже офицерские нотки в голосе?

Почему Гладкий, "балуясь", перебирает пальцами по чужой груди, как по клавишам? Почему Младшего, "никудышного пресса", держат уже несколько, как он понял из обмолвок, смен? И каково будет его место в этой камере. Его "учёба", похоже, закончилась, и что теперь?

– Ну что?
– остановился перед ним Шестой.
– Сам ляжешь или приковать надо?

Гаор твёрдо посмотрел ему в глаза.

– Сам не лягу.

Шестой зло ухмыльнулся.

– Ну, как хочешь, Лохмач. Старший, наручники где?

– А что?
– спокойно поинтересовался Старший.
– Отбивается?

Лежавшие на нарах засмеялись.

– А он и не трогает.

– Ну, Шестой, попробуешь Лохмача так завалить?

– Боишься, когда он без наручников?

– Шестой, ты его уговори.

– Попроси.

– В лобик поцелуй.

– Нет, ты сам сначала под него ляг, чтоб честным обменом.

– Во, дело!

– А мы посмотрим.

– Чему научился.

– Точно, зря что ли всей сменой над его задницей трудились.

– Лохмачу тогда "пойла" надо, - озабоченно сказал Младший.
– Он без "пойла" ещё не сумеет.

Гаор внешне спокойно продолжал сидеть на нарах. Да, он всё понимает, но... но сам не ляжет.

– Насчет "пойла", это ты прав, - согласился Старший.
– Давай, Лохмач, пора тебе и на верхнего учиться.

– Он ещё нижним не работает, - буркнул Шестой.

– Боишься, порвёт он тебе?
– рассмеялся Старший, беря с полки бутылку с "пойлом".
– Давай-ка, Лохмач, попробуем с разбавленным, на цельном ты уж слишком активный.

Гаор, понимая, что сопротивление не поможет, вернее, невозможно, обречённо ждал продолжения, стараясь не сорваться на унизительные просьбы пощадить. Старший достал с полки кружку и налил в неё до половины "пойла", сходил к раковине и долил воды из крана. Камера притихла в предвкушении зрелища. Судя по лицу Шестого, тот уже жалел, что сам всё затеял и, получается, напросился. "А ведь и впрямь порву я его", - подумал Гаор. Ну, так туда паскуднику и дорога. И мне тоже.

Старший остановился перед ним и протянул кружку. Но сказать ничего не успел. Потому что по коридору к решётке подошли двое. Надзиратель в обычной войсковой форме с пистолетом в открытой кобуре и дубинкой в руках и второй, в сером полувоенном костюме. Старший сунул кружку

в руки Гаору и побежал к решётке, быстро шепнув:

– Не пей пока.

Шестой одним прыжком оказался на нарах и в самой глубине, за спинами других. Камера напряжённо замолчала.

– Где он?
– негромко, но так, что все услышали, спросил у надзирателя второй.

Надзиратель щёлкнул каблуками и приказал Старшему:

– Лохмача сюда.

– Да, господин надзиратель, - Старший обернулся и махнул рукой, подзывая Гаора.

Гаор отдал кружку кому-то, кто оказался рядом, встал и подошёл к решетке.

– Вот он, господин надзиратель, - сказал Старший.

– Извольте видеть, - надзиратель почтительно вытянулся перед вторым.
– Нигде не порван, кожа целая, обучен, дважды проверен в работе.

Второй улыбнулся, разглядывая Гаора.

– Обучен, говорите. Ну что ж, проверим. Выпускайте.

Медленно поехала вбок решётка. Ловко и незаметно Старший подтолкнул его в спину, и Гаор перешагнул через порожек-рельс, оказавшись в шаге от второго. Старший остался стоять в камере.

Чёрные внимательные глаза прошлись по его телу, ощупывая, замечая ожоги от электродов, полученные в первые дни синяки и ссадины, распухшие кисти рук и синие "браслеты" от наручников на запястьях. Удовлетворённый кивок.

– Руки за голову. Повернись. Наклонись. Встань прямо. Опусти руки. Повернись.

Гаор молча выполнял приказы, до боли прикусив изнутри губу. Сортировка? Предпродажный осмотр? Зачем? Проверка обученности? Чёрт, что же делать? И сам себе ответил: выполнять приказы, молчать и не рыпаться. Чтобы руки оставались свободными. Потому что если его сейчас отправят на работу одного, то... то у него будет шанс нарваться на пулю и покончить со всем разом. Лишь бы он был один.

Гаор осторожно покосился на Старшего. Тот смотрел на него внимательно и... сочувственно.

– Когда в последний раз поили?

– Старший, "пойло" когда вливали?

– Вчера, господин надзиратель.

– Доза?

– Сколько влили? Сразу докладывай.

– Полная кружка неразбавленного, господин надзиратель.

– Сегодня?

– Успели влить?

– Нет, господин надзиратель.

Второй кивнул:

– Хорошо, он нужен в натуральном виде. Оформляйте.

Поехала на место решётка, отделяя Гаора от Старшего и остальных. Взмах надзирательской дубинки указал ему налево, к надзирательской и... залу?! Работа?! Медленно, с трудом передвигая ставшие непослушными ноги, Гаор пошёл в указанном направлении. Оглянуться на камеру и остающихся там он не успел. И не посмел.

Дверь надзирательской открыта, сзади негромкий приказ: