Мир глазами Гарпа
Шрифт:
В конце концов Гарпу надоело стоять посреди собственной квартиры рядом с бессловесной особой, которая вполне могла бы служить у Дженни телохранителем.
А может, так оно и есть? — вдруг подумал он. И перед его мысленным взором возник весьма непривлекательный образ матери, окруженной плотным кольцом таких охранниц. О, эти злобные убийцы уж точно держали бы мужчин на расстоянии от белоснежного медицинского халата Дженни!
— А что, мам, у этой женщины что-нибудь с языком? — шепотом осведомился Гарп, склонившись к самому уху матери. Неколебимое безмолвное достоинство великанши понемногу
— Отрезан, — прошептала Дженни.
— Господи! — Гарп был потрясен. — Как же это случилось?
Дженни округлила глаза — эту привычку она переняла у собственного сына.
— Ты что, правда ничего не читал об этом? — спросила она. — А впрочем, ты никогда не стремился быть в курсе текущих событий.
По мнению Гарпа, «текущие события» не имели никакого значения, важно было лишь то, над чем он работал. И его весьма огорчало, что Дженни (особенно с тех пор, как ее приняли в лоно «женской политики») постоянно рассуждала о «новостях» и «текущих событиях».
— Неужели это какой-то особый знаменитый несчастный случай, о котором я непременно должен знать? — насмешливо спросил Гарп.
— О господи! — раздраженно сказала Дженни. — Никакого «знаменитого несчастного случая». Вполне осознанный акт.
— Мама, ты хочешь сказать, что кто-то взял да и отрезал ей язык?
— Совершенно верно, — ответствовала Дженни.
— Господи…
— Неужели ты не слышал об Эллен Джеймс? — спросила Дженни.
— Нет, — признался Гарп.
— Ну так вот: из-за того, что случилось с Эллен Джеймс, возникло целое женское общество, — сообщила ему Дженни.
— А что с ней случилось? — спросил Гарп.
— Ей было всего одиннадцать, когда двое негодяев изнасиловали ее. А потом отрезали ей язык, чтобы она никому не могла рассказать, кто они и как выглядят. У мерзавцев не хватило ума сообразить, что одиннадцатилетняя девочка умеет писать! И Эллен Джеймс очень точно описала этих людей, их поймали, допросили и вынесли соответствующий приговор. А через некоторое время их кто-то убил — в тюрьме.
— Вот это да! — сказал Гарп. — Так она и есть Эллен Джеймс? — прошептал он, с гораздо большим уважением поглядывая на великаншу.
Дженни снова округлила глаза.
— Нет, что ты! — сказала она. — Она из Общества Эллен Джеймс. Сама же Эллен — еще совсем девочка, тоненькая, светловолосая…
— Ты хочешь сказать, что члены этого общества всегда молчат, словно у них тоже языка нет? — спросил Гарп.
— Нет, я хочу сказать, что у них действительно нет языка! — сказала Дженни. — Каждая из них сама отрезала себе язык в знак протеста против того, что случилось с Эллен Джеймс!
— Ничего себе! — протянул Гарп и посмотрел на спутницу матери с возобновившейся неприязнью.
— Они называют себя джеймсианками, — сказала Дженни.
— Все, мам! Слышать больше не желаю об этом дерьме! — отрезал Гарп.
— Но эта женщина как раз и есть
— А сколько лет сейчас самой Эллен Джеймс? — спросил Гарп.
— Двенадцать, — ответила Дженни. — Несчастье случилось всего год назад.
— А эти джеймсианки, они что же, устраивают собрания, избирают президента, казначея и занимаются прочей ерундой?
— Почему бы тебе не спросить у нее самой? — Дженни указала на неподвижную фигуру возле двери. — И вообще, мне показалось, ты больше не желаешь слышать «об этом дерьме».
— Как же я ее спрошу, если у нее языка нет? — сердито прошипел Гарп.
— Между прочим, она умеет писать, — заметила Дженни. — Все джеймсианки носят с собой маленькие блокнотики и пишут то, что хотели бы сказать. Ты ведь знаешь, что такое «писать», правда?
К счастью, в этот момент домой вернулась Хелен.
Впоследствии Гарп еще не раз встречался с джеймсианками. Несмотря на то что трагическая история Эллен Джеймс действительно его взволновала, к ее мрачным великовозрастным подражательницам он всегда испытывал отвращение, смешанное с презрением. Обычно эти «молчальницы» представлялись людям с помощью карточки, на которой заранее было написано что-нибудь вроде:
«Привет, я — Марта. Я из общества джеймсианок. Вы знаете, кто такие джеймсианки?»
И если вы не знали, вам вручалась другая карточка, с объяснениями.
С точки зрения Гарпа, джеймсианки представляли собой крайне неприятный тип женщин, которые носились с его матерью как со знаменитостью, стремясь использовать ее помощь в своих нелепых начинаниях.
— Знаешь, что я тебе скажу об этих безъязыких женщинах, мам, — как-то раз заметил Гарп. — Возможно, им было просто нечего сказать; возможно, они за всю свою жизнь ни одной сколько-нибудь стоящей фразы вслух не произнесли — так что на самом деле их жертва не так уж велика; возможно даже, отсутствие языка спасает этих женщин от многих осложнений.
— По-моему, тебе просто не хватает сострадания, — ответила ему Дженни.
— Неправда! Я, например, испытываю безмерное сострадание к самой Эллен Джеймс! — возразил Гарп.
— Эти женщины наверняка тоже много страдали в жизни, только иначе, — сказала Дженни. — Оттого они и тянутся друг к другу.
— И причиняют себе еще больше страданий, да, мам?
— Насилие — угроза для каждой женщины! — строго заметила Дженни.
Гарп не выносил, когда мать начинала говорить о «каждой женщине». Тот самый случай, думал он, когда демократию доводят до полного идиотизма.
— Такая угроза существует и для каждого мужчины, мам. Что, если, когда в следующий раз кого-нибудь изнасилуют, я возьму и в знак протеста отрежу себе член, а потом стану носить собственный сушеный пенис на шее. Неужели ты и такой поступок одобришь?
— Я говорила об искренних движениях души, — сердито сказала Дженни.
— Ты говорила о глупых движениях души, — отрубил Гарп.
Однако он навсегда запомнил свою первую джеймсианку — великаншу, которая явилась к нему домой вместе с Дженни. Перед уходом она украдкой сунула Гарпу в руку записку, словно чаевые.