Мир и нир
Шрифт:
– Сделаем проще. Каждый из старших потом поклянётся на Камне Правды, что ничего не положил себе в карман или не прое… Не потерял. По прибытии фуражиров основную часть закупленного оставляем в их отряде, сверх минимально необходимого – в другие отряды. За оплату.
Многие главнокомандующие мечтают быть Наполеоном. Я стал. Причём сразу проскочил Аустерлиц и Маренго, теперь получил армию, отступающую из Москвы по Смоленской дороге, вокруг которой летом грабили всласть. Грёбаный Париж далеко…
Из первой волны фуражиров две команды не вернулись
По поводу пропавших, итого сорок семь человек и кхары… Наверно, на них могли напасть. Но, думаю, они могли набрести на богатое село, не тронутое войной, увидеть сочных хрымских бабёнок, услышать, что здешний брент – не зверь. Смысл возвращаться и терпеть лишения долгого пути?
Мои фуражиры вернулись и в первый, и во второй раз, потому что с ними скакал Нираг. Его ждёт Сая. От супружеского долга не откосит – перед Моуи клялся. А в качестве дополнительного клыкастого аргумента придавал ему Бобика как тяжёлый танк для усиления роты средних.
Третья остановка пришлась на распотрошённый замок. Его уже начали заселять. Я как мог успокаивал хрымов, норовивших разбежаться со страху при виде «освободителей». Внушал, что мы вдруг ни с того ни с сего стали хорошими и даже дадим денег, если принесут пожрать. Разбежались. Не принесли.
Здесь задержались дольше. По праву Наполеона я занял брентские апартаменты, где прошлый раз ночевал королёныш. Не шатёр, лучше, но так себе. К тому же стекло из окон уже спёрли, пришлось приказать натянуть ткань. Когда вернулся Нираг и привёз муки, солонины, овощей, а также половину телеги дичи, притянутой Бобиком, мы закатили пир. Тем более мой сотник добыл пива и вина.
Стало не то чтобы уютно и по-домашнему. Совсем нет. Но когда уже столько месяцев в походе, начавшемся в июне, а сейчас уже листья жёлтые, надо ценить редкие радости.
Подкинув в огонь камина сухих поленьев, радостно затрещавших, я глотнул ещё вина и почувствовал, что могу расслабиться. Впервые с того дня, как пришли на чужую землю. И особенно впервые с момента, как получил титул кухонного генерала.
Компанию мне как обычно составляли Нираг и Фирух. Ант вполне поправился и даже шевелил пальцами руки, не кривясь от боли. Сотник последнее время был задумчивым. Причину он мне высказал лишь сейчас.
– Всё боюсь, глей. Идём медленно. А если анты вздумают преследовать? Захотят отомстить? Наша армия сейчас от воровской шайки не отобьётся.
– Чем дальше мы от столицы, тем меньше шанс. Накинулись бы раньше. Тем более, когда у нас есть какой-никакой замок. И боевое охранение выставлено. Сонными на боку нас не застанут.
– Верно говоришь, глей. Да только нехорошо на душе. Спел бы? Про возвращение домой, на Родину.
Я усмехнулся. Согласен, давно не пел. Не из вредности – просто не пелось.
– Мульд мне не Родина. Но сейчас – дом. Фактически вторая Родина. Ладно. Слушай.
Я сел поудобнее и начал, постукивая
Мне говорят, что я родился дважды,И что теперь это – моя страна.Здесь рай земной, и это скажет каждый,Кто что хотел, тот получил сполна.
И все балдеют от заграницы, и на Бродвее родные лица,А я, тупица, скучаю, а я, тупица, скучаю по Москве.И все балдеют от заграницы, и на Бродвее родные лица,А я, тупица, скучаю по Москве, и мне не спится, и дырка в голове[1].
– Бродвей, Москва, Лондон и Арбат – это такие брентства в очень далёкой стране, - пояснил я слушателям по окончании пения, очередной раз удивляясь таланту автопереводчика. В песне некоторые строки заканчиваются словами «по Москве» и «в Ниццу», непонятная мне магия Веруна умудрилась найти к ним рифмы в рычащем местном наречии… Круто!
Захотелось помучить переводчика. Напрягшись, я вспомнил начало знаменитой песни Фрэнка Синатры. Ритм отбивал щелчками пальцев.
Start spreading the news,I'm leaving today.I want to be a part of it,New York, New York[2].
И обнаружил, что пою не на местном языке, а на английском! На ломаном, конечно. Синатра в гробу не то что перевернётся – не удивлюсь, если крутится как пропеллер.
Переводчику не понравилось моё произношение? Горячо с ним согласен. Но, наверно, дело в другом. Я практически не понимаю английского. Из этих четырёх строк – только Нью-Йорк. Остальное воспроизвожу как просто запомнившиеся звуки. Значит, Яндекс Веруна улавливает смысл сказанного и того, что ещё будет сказано.
К тому же… Вернуться в Москву отсюда, тем более в город детства Брянск – реально греет. А в Нью-Йорк? Разве чтобы увидеть сто раз надоевшие в боевиках улицы Бронкса, Манхеттена и Центральный парк, подземку с обкуренными афробомжами, граффити где только возможно, груды мусора под ногами. Ей богу, Дымки мне симпатичнее.
– А ещё? – подтолкнул ант.
– Хватит. В Кирахе мне хорошо поётся. Вот Нираг не даст соврать. Приезжай. Да и напитки вкуснее, жаль – всзятые с собой кончились.
– Хоть одну спой!
Он с трудом справлялся с икотой.
Через какое-то время, усугубив примерно ещё литр вина, я почувствовал, что созрел для песни, исполняемой только в хорошо поддатом виде. Не под столом, но когда путь туда обозначен.
– Хорошо. Как раз на ум пришла – «Застольная лягушачья». Трезвым противопоказана.
Фирух тоже набрал достаточный градус. Если набухаться, жуткая примитивность слов воспринимается как надо. Нирага споить невозможно, но он душевно поддерживает пьяную компанию.
Я затянул:
Хорошо нам жить на свете,Потому что солнце светит,И растёт вокруг трава…Ква-ква-ква, ква-ква-ква, ква-ква-ква!
Дальнейшие звуки может воспроизвести адекватно, наверно, только один человек в обоих мирах – автор песни Эдуард Ханок[3]. Я спел приблизительно: буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль-буль…