Мир и война в жизни нашей семьи
Шрифт:
Пошли на зов коровы. На базаре только одна корова. Какая-то худая, маленькая. Расстроились мы. Нет коров! Походили мы по базару. Поспрашивали, будут ли коровы-то.
Молочницы, которые торговали молоком, заверили нас, что будут-будут коровы-то, еще рано. Часам к десяти-одиннадцати их будет много. Сейчас много продают. С кормом в эту зиму будет плохо.
Походили мы еще по базару. Народу стало прибавляться. Видим, что коров ведут. И договорились мы с Надеждой не очень торопиться с покупкой, подождать, когда будет побольше коров. Видим мы, что и у коров покупателей-то не очень много.
Походили-походили мы по базару, и вижу я: ведет к базару женщина мою мечту – черно-белую корову.
Я Надежде сразу говорю:
– Ну это моя!
Надежда говорит:
– Ну что ж, торгуйся, перебивать не буду.
Корова,
– И не стала бы продавать кормилицу нашу. Да горе у меня. Погорели мы.
Я много торговаться не стала. Уж очень мне понравилась Зорька, так хозяйка ее называла. Зорька меня тоже не отвергла. Я ее всё гладила и хлебом с солью кормила. Да и хозяйку я пожалела. Сейчас уже и не помню, сколько за нее отдала. Но знаю, что торговаться не стала. А еще кроме того, как сговорились, дала пять рублей на погорелое место.
Вскоре тут же мы купили и Надежде корову. Тоже хорошую. Но постарше – наверное, лет семи. Времени было уже около двенадцати часов. И мы решили сегодня же дойти до той деревни, где ночевали. В чайную уже заходить не стали, да там уже и сесть негде. Полным-полно. Купили мы хлеба, колбасы и подойник. И решили мы обратно до этой деревни пойти лесом. Знали, что с коровами очень быстро не пойдешь, а дорога, говорят, прямая и ближе на три версты. Время было не позднее, и мы подумали, что до вечера еще далеко и если сейчас пойдем, то засветло дойдем. Еще раз мы переспросили, как дойти до Лунина лесом. Все уверяли нас, что дорога прямая и не более семи-восьми верст. Лес не сплошной, перелески и крупного леса мало. Большой лес только уже у самой деревни Лунино.
Перекусили мы немножко и потихоньку двинулись в путь. Я, как всегда, впереди, Надежда сзади. Сперва мы шли довольно быстро. Затем Надежда понемножку стала отставать. Наверное, ее корову вели на базар издалека. Мы не догадались спросить. Про мою Зорьку я многое выспросила: и из какой деревни, и сколько ей лет, и даже какая семья у хозяйки. А тут мы торопились и главное было подешевле купить, и разговор шел только об этом.
Прошли мы версты три и решили хоть полчасика отдохнуть. Мы-то с Надеждой шли бы и шли, да надо коровам дать отдохнуть. Остановились на лужайке. Моя Зорька начала щипать траву, а Надеждина щипнула два раза и легла. Наверное, сильно устала. Еще довольно светло, времени, наверное, что-то около трех. Мы посчитали так, что половину дороги прошли, и решили отдохнуть как следует, чтобы уж потом без всякой передышки идти до Лунина.
Посидели мы, посидели. Я подоила свою Зорьку. Доилась она хорошо. Правда, молока дала немного. Наверное, от перемены обстановки, а может, и поела за день-то мало. Надежда тоже попробовала подоить свою Буренку, но она ей почти ничего не дала. Выпили мы всё молоко, отдохнули хорошо и двинулись в путь. Коровы пошли быстрее. Как всегда, я впереди, Надежда сзади.
Прошли мы, наверное, с час, начало смеркаться. Вошли мы в большой лес. Стало еще темнее. С темнотой приходит страх. Вспомнилось мне, как мы сегодня ночью испугались креста. Как только я это вспомнила, мне иногда стало казаться, что за деревьями кто-то стоит. Но я уж знаю, что мне это только кажется. И потому внушаю себе: нечего бояться. Когда Надежда меня догнала, прошу ее, чтобы она уж не отставала. И говорю, давай пойдем побыстрее. Слыша сзади шаги Надежды и дыхание двух коров, я перестала бояться. Но взгляд напряженный, смотрю всё время вперед на дорогу. Прошли мы так немного плотной кучкой, как мне показалось, что впереди что-то сверкает, а уж совсем стемнело. Сперва я подумала, что, может, это огоньки из деревни сквозь лес просвечивают. Стала шире смотреть и влево, и вправо. Сверкает только впереди на дороге.
Я уже не спускаю глаз с этих светящихся точек, и эти точки тоже не двигаются. И тут я вспомнила, что утром мимо базара прошли два человека в сапогах с высокими голенищами. С ружьями – наверное, охотники. И упомянули что-то о волках. Как только я вспомнила это, я сразу поняла, что это сверкают глаза волков. Я так испугалась! С детства вошло в мою голову, что самое страшное – это волки. Ещё когда нянька мне рассказывала сказку о Красной Шапочке и Сером Волке. Да и отец мне перед этим читал, как один человек ехал зимой на лошади и еле-еле ускакал от стаи волков. Знала, что волки нападают на людей.
– Ты видишь?
– Да, вижу. Кто-то лежит на дороге. Я давно уже вижу. Но раз ты идешь, то и я иду. Ничего тебе не говорю.
Я тоже стала различать, что на дороге большая кучка. И глаза стали различать многое. Стоим мы с Надеждой, затаив дыхание, молчим и дрожим. И испытываем тот же страх, что был утром. Глаз не спускаем с глаз волков. Волки тоже никаких звуков не подают, притаились. Наверное, думают, как на нас броситься и на кого первого. Тихо-тихо. Только очень громко стало слышно, как коровы пережевывают жвачку. И от коров пахнет молоком. Мы-то с Надеждой молчим, может быть, волки бы нас и не заметили, может быть, мы и спрятались бы от них. Но коровы-то жуют, молоком-то от них пахнет. Волки-то это всё, небось, чувствуют. Значит, вот-вот набросятся на нас.
Стоим. Замерли, даже шептаться боимся. Не шевелимся. Глаз с волков не спускаем. Вмиг пролетела в голове вся жизнь. Про корову я уж и забыла. Детей мне стало жалко. Как же они вырастут без меня? Страх такой напал на меня, чувствую, что я вся мокрая. Мурашки по телу бегают, волосы встают дыбом. Дрожу. Не помню уж, сколько мы как в оцепенении стояли. Но всему бывает конец. Мы стоим, не падаем. Начинаем приходить в себя. Повернулась я к Надежде. Лица в темноте не видно, но она стоит, тоже оцепеневшая. Я опять поворачиваю голову на глаза волков. Они замерли. Ну когда же они будут на нас прыгать-то, когда же, наконец, конец-то? Молчим. А коровы жуют.
Шепчу:
– Надежда, что же делать-то?
– Не знаю.
– Что ж до утра будем стоять? Давай пойдем.
– Да как только сдвинемся, так они на нас и бросятся.
Я тоже так подумала. Знаю, когда остановишься перед набросившейся на тебя собакой, она тоже остановится и замолчит. Стоит только сдвинуться или того хуже бежать, так тут же собака начинает тебя кусать. Наверное, так и волки будут делать. Мы стоим, держим за поводки коров и не знаем, что делать. Волки тоже все смотрят на нас, не шевелятся и тоже, наверное, что-то думают. Не знаю, сколько бы мы так стояли, устали мы от страха. Не знаю, думают ли что коровы. Наверное, что-то тоже думают. Ведь живые, ведь что-то соображают, едят, пьют, ходят, ложатся и когда их позовешь – подходят, откликаются – мычат. Ласкаются, лижут руки, когда им даешь хлеб. Бьют хвостом, когда больно дергаешь за соски. Ну, наверное, тоже соображают. Не знаю из каких соображений, но вдруг моя Зорька дернула за поводок, пошла вперед. Невольно и я потянулась за ней. Я испугалась при этом пуще прежнего, но все же иду за Зорькой и даже немного начинаю ее подталкивать. А сама в это время всё не спускаю глаз с волков. Надежда тоже сдвинулась и идет за нами с Зорькой. Я иду за Зорькой, как за щитом каким, и про себя говорю: «Ну иди, иди, милая Зорька, не бойся, мы с тобой». Говорю и всё вперед смотрю. Совсем уже подходим близко. Волки не движутся. Зорька моя идет как ни в чем не бывало, хвостом помахивает. Меня им задевает. Как бы говорит: «Не бойся, иди, ничего не будет». Я ее вроде и понимаю. Поглаживаю и не отпускаю от нее рук. Она теплая, живая, и ее тепло переходит ко мне. И всё же как бы я мысленно ни разговаривала с Зорькой, я всё время не спускаю глаз с глаз волков, а они тоже всё время смотрят на меня. Подошли мы совсем близко к волкам. Когда я стала ощущать тепло Зорьки, дрожь у меня стала проходить. Я как-то смелее стала смотреть вперед. А они стоят на месте. Страх у меня стал не такой страшный. Я как-то с ним уже свыклась. И… отвела свои глаза от волков. Стала смотреть на их тело. Думаю, что же они не шевелятся и даже хвостами не машут, разглядываю внимательнее. Подошли совсем близко. Глаза сверкают, а они совсем не движутся и даже ничуть их не слышно, не дышат. Подошли к ним уже вплотную, а они на нас не бросаются, что они не живые, что ли?
Голова Зорьки поравнялась с волками, и я вдруг сразу поняла – какие же это волки, убежали они что ль? Мы ведь и не видели, чтобы они убежали, а глаза оставили. Лежит у дороги рядом с пнем толстое и мягкое, наверное, гнилое бревно. Отошли мы от бревна, оглянулись, а оно опять сверкает.
Ну говорить вам, что мы пережили тогда, не стоит, но когда мы пришли домой, то домашние заметили, что у меня появились седые волосы.
Поседели, наверное, в то время, когда от страха волосы вставали дыбом.