Мир “Искателя” (сборник)
Шрифт:
— Что-то связанное с ультразвуком. Кажется, способы предупреждения о лавинах.
Кашкин оживился.
— Послушай, — обратился он к протоколисту, — здесь бывают лавины?
— В горах-то? — удивился Гордон. — Где же им еще быть?
— Я не тебя спрашиваю. На территории станции лавины бывают? Ну, шевели своими клетками! Что-то ты долго соображаешь!
“Лавиноопасен западный участок”, — ответил протоколист.
— Лавины сильные?
“Слабые. Большие лавины минуют станцию”.
— Ты думаешь… — просветлел Гордон.
— Вот именно. Мы шли от Горышева,
“Да”, — ответил протоколист.
— Где прибор?
“Установлен на территории станции”.
— Где именно?
“На западном участке”.
— В каком месте?
“Дубровский нанес на карту”.
— Где карта?
“В нижнем ящике бюро”.
— Гениальная машина! Беру назад все критические замечания. Нашел карту? — обратился он к. Гордону.
Тот рылся в ящике бюро.
— Вот она, — Гордон расстелил карту на столе. — Западный участок — там, куда вели следы.
— А место, где установлен прибор, помечено?
— Сейчас… Тут много всяких пометок. Ага, есть надпись: “Лавиноскоп”.
— Отлично! — Кашкин сидел в кресле, скрестив руки на груди, и не глядел на карту. — Теперь нанеси на карту следы до того места, где они обрываются. Нанес?
— Примерно так.
— Приложи линейку, — в голосе Кашкина звучали торжествующие ноты. — Проведи линию от конца следов к точке с надписью: “Лавиноскоп”. Провал? Вот на этой линии и надо их искать.
4
— Прибора нет, — сообщил Гордон. Он держал в руках карту и сличал ее с местностью. — Может быть, Дубровский передвинул его, — добавил он с сомнением.
— Рельеф на карте показан?
— Нет, это план.
— Можешь определить место, где должен находиться лавиноскоп?
— Видишь черный камень, выступающий из снега? Правее, метров десять.
— Туда и возьмем прицел.
Они двигались по белому полю, тыча лопатами в снег. Поверхность снега оставалась ровной, но грунт под ногами понемногу понижался. Они словно входили в реку. Вот уже по колено.
Гордон издал восклицание и провалился по пояс.
— Тут яма.
— Начнем прокладывать траншею.
Снег был легкий и сыпучий. Он плохо держался на лопатах.
Через полчаса они выдохлись.
— Передышка пять минут, — объявил Кашкин.
Гордон оперся на лопату.
— Расскажи, как тебе рисуется картина?
— Проще простого, — ответил Кашкин. — В этом отношении ты оказался прав. Дубровский мудрил над прибором, улавливающим наступление лавин. Что-то должно предшествовать падению лавины. Какие-то процессы внутри нас, помимо накопления самой массы снега. Ведь лавины обрушиваются и при полном безветрии. Что-то подготавливает их к тому, что они срываются от хлопка в ладоши. Видимо, я неспециалист, только предполагаю, — это связано как-то с ультразвуками или может быть обнаружено с помощью ультразвука. Когда Горышев пошутил, что у него ноют зубы перед падением лавины, Дубровский допустил, что так могло быть на самом деле. Его прибор работает с ультразвуками, а перевести их на слышимый звук ничего не стоит. Свист — это и есть сигнал о том, что лавина вот-вот обрушится. Свист ничего не говорит о времени, когда это произойдет. Связь между Дубровским и Горышевым не действовала — наружный канал вышел из строя. Работала только связь с приборами. Она осуществляется по особым каналам. Дубровский услышал свист и побежал предупредить Горышева. Лавина настигла их где-то вот тут. Засыпала следы, их обоих и прибор. Лавина небольшая, может быть, слабый отросток — поэтому на общем виде местности она особенно не отразилась. Мы ведь не знаем, как выглядит эта местность по-настоящему. Вернее, как она выглядела вчера. Здесь все меняется каждый лень. Есть и косвенное подтверждение — воздушная волна от лавины зафиксирована ветромером.
— В твоем рассуждении, — сказал Гордон, берясь за лопату, — есть одна логическая неувязка. Зачем Горышев пошел в направлении, прямо противоположном тому, где находится посадочная площадка вихрелета? Ведь черти, которых он пошел встречать, мы, а не “снежные люди”.
— Не берусь объяснить. Оставим какие-то разгадки до встречи.
Они покопали еще минут двадцать. Снег вокруг лежал уже на уровне плеч. Казалось, они уходили больше в глубину, чем продвигались вперед.
— Мы можем провести траншею мимо, — не выдержал Гордон. — Ведь они не ходят по линейке. У них наверняка тут тропы, по которым они шагают от будки к будке.
— Я думаю, в экстренном случае они должны были побежать по прямой.
Лопата Кашкина уткнулась во что-то тугое и твердое.
Он отбросил лопату и опустился на колени. Из снега торчала ребристая подошва с каблуком в форме подковы.
Человек лежал вдоль направления траншеи, и им пришлось изрядно повозиться, пока они отрыли его. Последней освободили от снега голову. Тут только человек зашевелился. Он сел. Сквозь шлем, облепленный снегом, различались квадратное лицо, твердый подбородок, голубые глаза. Человек провел рукавицей по поверхности шлема, оставив прозрачную полосу. Затем рывком сел.
— Дубровский, — представился он. — Горышева откопали?
— Где его засыпало?
— У лавиноскопа. Сейчас покажу.
Дубровский поднялся на ноги. Широкоплечий, баскетбольного роста.
— Сколько осталось кислорода? — поинтересовался Гордон.
Дубровский взглянул на счетчик на рукаве.
— На двадцать девять минут.
— А у Горышева?
— Не больше. Запас ограничивают, чтобы приучить к экономии и к постоянному контролю за дыханием.
Гордон и Кашкин переглянулись.
— Мы не успеем. За час мы прошли меньше половины расстояния до лавиноскопа.
Дубровский взглянул на лопату.
— Чем вы копаете?
— Всем, что нашли па станции.
— В сарае снегомет.
Кашкин побежал к складу.
— Из-за этого дурацкого “снежного человека”, — рассердился Гордон, — мы не осмотрели склада. Игра могла кончиться очень плохо…
Он вспомнил про череп с костями, и ему захотелось выругаться.