Мир истории. Начальные века русской истории
Шрифт:
Путь, связанный с Киевом, Сильвестр обозначил так:
«Бе путь… по Дънепру и вьрх Дънепра волок до Ловоти и по Ловоти вънити в Илмерь езеро великое, из негоже езера потечеть Вълхов и вътечеть в езеро великое Нево и того езера вънидеть устие [река Нева] в море Варяжьское. И по тому морю ити доже и до Рима…»
Из пяти направлений «гостинцев» (магистральных торговых путей), шедших из Киева — цареградского, закаспийско-багдадского, булгарского, регенсбургского и новгородско-скандинавского, — наиболее важными, государственно значимыми были два первых. Мы уже разобрали подробно один из этих важнейших путей внешней торговли Киевской Руси, уводивший русские караваны на «вельблудах» далеко в «жребий Симов» до Багдада и Балха. Русские воины-купцы являлись
Это направление было известно славянам еще на заре их исторической жизни: Тацит пишет о походах венедов к устьям Дуная к певкинам; морские походы середины 111 века шли к западному побережью Черного моря. Колонизация славянами Балкан тоже шла этими путями.
Для только что оформившейся как государство Руси торговля с Византией представляла очень важный раздел государственной деятельности. Военные походы (начиная с 860 года) были продиктованы не стремлением к завоеванию византийской земли, а необходимостью проложить свободный путь (закрытый в устье Днепра и в гаванях Черного моря греками), что сочеталось с желанием получить контрибуцию золотом и парчою, как бы в компенсацию за протори в торговле.
Константин Багрянородный, описавший организацию полюдья киевских князей, с такой же добросовестностью описал и путь русской флотилии, нагруженной «медом, воском, скорой (пушниной) и челядью». Ладьи-моноксилы со всех концов славянских земель сходились к Киеву, Витичеву и, по всей вероятности, к Родню на устье Роси. Затем они с трудом и опасностью проходили Пороги, непрерывно осаждаемые печенегами. Миновав Пороги, русы на острове Хортице приносили жертвы своим языческим богам. Выплыв из Днепра на морской простор, русские корабли прибывали к островку Березань (от Борисфена-Днепра), имя которого сохранилось в сказках: остров Буян.
«Пристав к этому острову, они отдыхают там два-три дня и опять снабжают свои однодревки недостающими принадлежностями: парусами, мачтами и реями, которые привозят с собой». «Оттуда они уходят к реке Днестру и, благополучно достигнув его, снова отдыхают… (затем они) приходят к Селине, так называемому рукаву реки Дуная.
Пока они не минуют реки Селины, по берегу за ними скачут печенеги. И если море, что часто бывает, выбросит ладьи на сушу, то они все их вытаскивают на берег, чтобы вместе противостоять печенегам.
От Селины они никого уже не боятся и, вступив на Болгарскую землю, входят в устье Дуная. От Конопа — в Константию на реке Варне (?). От Варны к реке Дичине — все эти места находятся в Болгарии — от Дичины достигают области Месемврии. Здесь оканчивается их многострадальное, страшное, трудное и тяжелое плавание».
Весь путь от русской границы у Сулы, где находилась гавань-крепость Воинь, и до Дуная представлял собою военно-оборонительную экспедицию, которая должна была противостоять ордам сорока печенежских племен, владевших всей степью «на месяц конного пути». Только разветвленные гирла Дуная удерживали степняков. «Река Селина» в настоящее время средний, а в древности — первый с севера, самый ближний к степям проток Дуная, что делает понятной порубежную защитную роль этого гирла.
Представляет интерес и дальнейший путь вдоль болгарского побережья, указанный Константином. Этот ежегодный каботажный путь надолго остался в памяти русских людей, и книжник конца XIV века в перечне «градов русских ближних и дальних» совершенно неожиданно для ситуации 1390-х годов перечисляет в своем списке приморские гавани древнего болгарского побережья, как бы дополняя и поправляя Константина, сочинение которого известно ему не было.
Перечень русских градов на море доведен почти до того же места, что и у Константина, — до Дичины, под которой следует понимать не город на Дунае, а реку между Варной и Месемврией (как у Константина), где ханом Омортагом в 821 году был построен дворец. В результате мы получаем крайне интересный исторический перечень черноморских пристаней, куда регулярно заходил русский торговый (а может быть, и военный) флот:
В устье Дуная (на южном берегу древней Селины) — Килия. На Черном море — Констанция (древние Томы), мыс Калиакра («Аколякра»), Каварна, Карна, Варна, Дичина, Месемврия.
При перенесении этого перечня пристаней на карту бросается в глаза неравномерность их распределения: такие гавани, как Килия, Констанция, Варна, Месемврия, отстоящие друг от друга на большие расстояния, связаны с каботажным характером русского мореходства, но на участке между мысом Калиакра и Дичиной мы видим пять пристаней на 60 километров побережья. Почти несомненно, что это связано с русско-болгарским торгом, так как означенные приморские города ближе всего расположены к жизненным центрам первого Болгарского царства — Плиске, Преславу и LU у мену, где была какая-то «русская контора». От Варны до Преслава всего около трех дней конного пути, а до Плиски — только два дня.
Сгусток пристаней вокруг Варны, постоянно использовавшихся русскими торговыми экспедициями, свидетельствует о том, что русское полюдье еще до того, как оно достигало Византии, частично распродавалось в Болгарии. Русские торговые базы в болгарских гаванях были, очевидно, настолько обжиты и освоены флотом киевских князей, что это позволило русскому писателю XIV века причислить их к общему списку русских городов.
«Тяжкий и многострадальный» путь русских купцов отмечен несколькими пунктами языческих жертвоприношений. Об одном из них (на острове Хортице) упомянул Константин. В конце болгарского отрезка морского пути между Дичиной и Месемврией есть село Волос (Влас), имя которого связано со славянским богом богатства — Волосом. Кто бы ни основал святилище этого бога — местные славяне или приезжие славяне-мореплаватели, но те участники морских экспедиций, о которых писал Константин, отмечавший, что именно у Месемврии заканчивалось страшное и трудное плавание, могли здесь принести благодарственные жертвы своему «скотьему богу», именем которого они клялись при заключении договоров с тем же Константином.
Часть русской торговой флотилии, покинув болгарские гавани, отправлялась в Константинополь — столицу Византийской империи. Император не описал жизни русов во «втором Риме», но здесь на помощь приходит русский летописец, включивший в свою хронику драгоценнейший текст договоров двух государств — Руси и Византии.
Русь была жизненно заинтересована в постоянной мирной торговле с Византией, которая, однако, стремилась играть в своей внешней торговле активную роль и не впускать иноземцев в свою страну, не открывать им рынки своих городов. У греков было много средств воспрепятствовать проезду русских внутрь империи: застава у устья Днепра, контролировавшаяся из Херсонеса (современный Севастополь), закрытие черноморских гаваней, необходимых русам при каботаже, подговор печенегов и, наконец, закрытие входа в Босфор. Все эти препятствия преодолевались Киевской Русью вооруженной рукой и закреплялись дипломатическими документами. Осада столицы Византии русским войском в 860 году была показателем противостояния двух могучих противников, оставившего долгий след в памяти народов Европы. С этого небывалого события русский летописец начинал свою хронику исторической жизни Руси.
Договоры Руси с империей (907, 911, 944 годов) должны были закреплять успех русского оружия (или успех угрозы) и обеспечивать возможность мирного торга, главной цели русских, так как никаких территориальных претензий Русь даже после победы не предъявляла.
При заключении договоров исполнителями и выразителями воли киевского князя были как варяги, так и славяне, но самый договор заключался в двух экземплярах на двух государственных языках — греческом и славянском (русском). Договоры заключались Византией от лица цесаря (императора), а с русской стороны от имени великого князя киевского и от имени его вассалов, различных «(светлых князей», стоявших во главе племенных союзов, и «всякого княжья» — многочисленных князей племен. В договорах часты ссылки на «Закон Русский», текст которого до нас не дошел, но был, очевидно, хорошо известен грекам (там и тарификация штрафов выражена в греческих деньгах), так как иначе не было смысла на него ссылаться.