Мир истории. Начальные века русской истории
Шрифт:
Количество становищ и погостов IX–XI веков мы определить точно не можем. Для большого полюдья становищ должно быть не менее 50. «Штат» каждого становища должен был насчитывать несколько десятков человек. К этому следует добавить села, расположенные вокруг опорного пункта (как становища, так и погоста), в которых жили и пахали землю люди, обслуживавшие стан или погост.
Количество погостов, вероятно, значительно превышало число прежних становищ, но мы лишены возможности его определить. Можно думать, что плотность погостов в северной половине русских земель могла быть значительной, а общее их количество для земель Псковской, Новгородской, Владимиро-Суздальской, Рязанской, Муромской можно ориентировочно (исходя из грамоты 1137 года) определить в 500-2000.
В социологическом смысле первоначальные погосты представляли собой вынесенные вдаль, в полуосвоенные края, элементы княжеского домена. Погост в то же время был и элементом феодальной государственности, так как оба эти начала — домениальное и государственное — тесно переплетались и в практике, и в юридическом сознании средневековых людей.
Погосты были как бы узлами огромной сети, накинутой князьями X–XI веков на славянские и финно-угорские земли Севера; в ячейках этой сети могли умещаться и боярские вотчины, и общинные пашни, а погосты представляли собою те узлы прочности, при помощи которых вся сеть держалась и охватывала просторы Севера, подчиняя их князю.
Каждый погост с его постройками, оборонительным тыном, примыкавшими к нему селами и пашнями, где вели свое хозяйство люди, поддерживавшие порядок в погосте, представлял собой как бы микроскопическое полусамостоятельное государство, стоявшее в известной мере над крестьянскими мирами-вервями местного коренного населения. Сила его заключалась не в тех людях, которые жили в погосте и окружавших его сельцах, а в его связи с Киевом (а позднее с местной новой столицей), с государством в самом обширном смысле слова.
Надо полагать, что каждый погост, каждый узел государственной сети был связан с соседними погостами, а все погосты в целом представляли собой первичную форму живой связи столицы с отдаленными окраинами: гонцы из Киева могли получать в каждом погосте свежих коней, чтобы быстро доехать до следующего погоста; иные вести могли передаваться от погоста к погосту самими их жителями, лучше гонцов знающими дороги и местные топи и гати.
В наших средневековых источниках понятие «погост» вплетено в такой комплекс: погост, села, смерды. Смерды — это не все крестьянское население (которое именовалось «людьми»), а определенная часть его, близко связанная с княжеским доменом, подчиненная непосредственно князю, в какой-то мере защищаемая князем (смерда нельзя мучить «без княжья слова») и обязанная нести определенные повинности в пользу князя. Смерды платили дань. Наиболее почетной обязанностью смердов была военная служба в княжеской коннице, ставившая смердов на одну ступень выше обыкновенных крестьян-общинников.
Смерды пахали землю, проживали в селах, а приписаны были к погостам.
«…а кто смерд — а тот потягнеть в свой погост» (грамота 1270 года).
Современное нам слово «село» имеет расширительное значение сельского поселения вообще и близко к понятию деревни. В древней Руси обычная деревня называлась древним индоевропейским словом «весь», а слово «село» было обозначением владельческого поселка, домениального княжеского или боярского селения. Смерды жили в «селах», а не в «весях»:
«…А смерд деля помолвих, иже по селам живут…» (Вопрошание Кирика. XII век).
Летописные сведения о реформах княгини Ольги в 947 году ценны тем, что дают нам начальную точку отсчета исторической жизни такого комплекса, как «погост — село — смерды».
Система эксплуатации «людей», крестьян-вервников в их весях, состояла из следующих элементов: дань, взимаемая во время полюдья, и ряд повинностей («повоз», изготовление ладей и парусов, постройка становищ) в виде отработочной ренты. Дань взималась, по всей вероятности, местной племенной знатью, делившейся (поневоле) с киевским князем.
Кроме того, с середины X века нам становятся известными некоторые разделы княжеского домениального хозяйства. За пределами «большого полюдья», на севере Руси, домениальное княжеское хозяйство утверждалось в виде системы погостов, окружение селами с проживавшими в них данниками князя — смердами.
Время княгини Ольги, очевидно, действительно было временем усложнения феодальных отношений, временем ряда запомнившихся реформ, укреплявших и юридически оформлявших обширный, чересполосный княжеский домен от окрестностей Киева до впадающей в Балтийское море Луги и до связывающей Балтику с Волгой Меты.
Переломный характер эпохи Игоря и Ольги, середина X века, ощущается и в отношении к христианству. Официальное принятие христианства как государственной религии произошло позже, в 988 году, первое знакомство с христианством и эпизодическое крещение отдельных русских людей началось значительно раньше, в 860-е годы, но в середине X века мы уже ощущаем утверждение христианства в государственной системе. Сравним два договора с греками: при заключении договора 911 года русские послы клянутся только языческим Перуном (послы-варяги тоже клянутся чужим для них русским Перуном), а договор 944 года скрепляется уже двоякой клятвой как Перуну, так и христианскому богу.
«Мы же, елико нас крестилися есмы, кляхомъся цьркъвию святаго Илие в съборьней цьркъви и предълежащьмь честьнымь крьстъмъ…»
Церковь святого Ильи (сближаемого с Перуном-громовержцем) находилась в торговой части Киева на Подоле «над Ручаем, коньць Пасынъче Беседы». Важно отметить, что церковь названа соборной, то есть главной, что предполагает наличие и других христианских храмов. Кроме крещеных русских, упомянуты крещеные хазары и варяги.
Христианство представляло в то время значительную политическую и культурную силу в Европе и на Ближнем Востоке. Принадлежность к христианской религии облегчала торговые связи с Византией, приобщала к письменности и обширной литературе. К этому времени ряд славянских стран уже принял христианство.
Для наших земель наибольшее значение имела христианизация Болгарии (864?) и изобретение славянской письменности Кириллом и Мефодием (середина IX века). К середине X века в Болгарии создалась уже значительная церковная литература, что облегчало проникновение христианства на Русь. Вполне возможно, что одним из связующих звеньев между Болгарией и Киевской Русью был «остров русов», земля «дунайцев», нередко находившаяся в политической зависимости от Болгарского царства. Древнейшая русская кириллическая надпись 943 года обнаружена именно там. Второй точкой соприкосновения древних русов с болгарскими культурными центрами был сгусток «русских» пристаней на болгарском побережье Черного моря между Констанцией и Варной.