Мир Книги джунглей
Шрифт:
Иногда змеешейке попадает крупная рыба, и разыгрывается отчаянный поединок. Снова и снова птица кувырком уходит под воду, пока рана не доконает жертву. Мне удалось снять такое единоборство. Завершающая стадия происходила всего в двух метрах от нашей лодки, и, когда рыба выдохлась, змеешейка на всякий случай вышла на берег, чтобы там проглотить добычу. Мне невольно вспомнилось, как змея заглатывает свою жертву: рыба оказалась раз в пять больше обычной добычи змеешеек.
Кормление птенцов — не менее трудоемкое дело. Большинство птиц отрыгивают корм и по частям заталкивают в голодные пасти отпрысков. У змеешеек, а также у их родичей, как близких — бакланов, так и более далеких — олушей и пеликанов, положено, чтобы птенцы сами доставали пищу из буфета, то бишь из желудка родителей. Путь туда долог и тесен, и, когда смотришь, как почти взрослый птенец силится протолкнуть свой острый клюв и длинную шею через все горло мамаши или папаши, способ этот выглядит таким головоломным,
На одном и том же дереве гнездятся самые разные виды и практически возможны любые комбинации. Нет такого вида, который решительно отказывался бы разделить дерево и ветку с другими птицами. Конечно, можно найти деревья, занятые особями только одного вида, но не менее часто соседствуют, например, змеешейка, средний баклан, египетская цапля, малая белая цапля, колпица, аист-разиня, ибис и клювач. За час-другой дежурства у одного только дерева, особенно во время кормления, можно познакомиться с присущим каждому виду приветственным ритуалом, способом кормления и техникой строительства гнезда. А также с половым поведением, потому что, как только вылупившиеся птенцы подрастут и начинают упражнять оперившиеся крылья, прибывают новые жильцы.
Нередко можно видеть, как из гнезда таскают стройматериал, не дожидаясь, когда его покинут квартиранты. Правда, острые клювы змеешеек страхуют их от подобного грабежа. В Южной Америке я однажды видел, как змеешейка (Anhinga anhinga) одним ударом прикончила подошедшую слишком близко почти взрослую особь того же вида, но из соседнего выводка. Молодая птица с пробитой головой шлепнулась на землю, где я смог определить причину смерти. А вот у птиц поменьше, таких, как средний баклан, сколько бы они ни возмущались, гнезда подчас совершенно разоряют представители более крупных видов. Например, колпица, которую я заснял в разгар ее «преступных» действий. Под конец угловатые отпрыски ограбленных соседей с трудом удерживали равновесие на трех-четырех прутиках.
Возвращаясь к змеешейке, отмечу, что на дереве ее территория невелика, можно достать соседа клювом, как в колониях крачек или чаек, но и только. Зато в местах рыбной ловли она решительно заявляет территориальные претензии, точнее, старается отгонять конкурентов, регулярно возвещая о себе хриплым кудахтающим криком, пока переваривает пищу и отдыхает, просушивая крылья и все оперение в целом. Правда, иногда эти сушилки тоже являются общим достоянием, на одном дереве греются до десяти змеешеек. Сидят на ветвях, пока облачение, напоминающее видом мокрую тряпку, под лучами солнца не превратится в поблескивающую сухую униформу. Но если две змеешейки встретятся в воде — скажем, одна приводняется там, где уже промышляет другая, — первый рыболов заставит конкурента удалиться.
Наряд самцов и самок мало чем различается, и, как обычно в таких случаях, определяющую роль для союза двух партнеров у будущего места жительства играет ритуализованное поведение. Сидя на избранной им ветке, самец покачивает головой, напоминая этим дальнего родича змеешеек, фрегата. Правда, в отличие от последнего у змеешейки нет выразительного ярко-красного вздутия на горле, но самец топорщит перья на голове и шее; кроме того, на спине нарядным венком расправляются длинные метелкообразные перья. Со стороны это выглядит довольно потешно, но ведь и мы, люди, когда влюбляемся, производим подчас глуповатое впечатление на окружающих…
Бакланов в Бхаратпуре очень много, и, поскольку они рано начинают гнездование, можно увидеть деревья, сплошь усеянные их гнездами. Нередко часть гнезд освобождается как раз в ту пору, когда колонию пополняют колпица или малая белая цапля. Остроклювые и агрессивные цапли ведут себя просто беспардонно: раздергивают по прутикам бакланье гнездо, не считаясь с тем, что сидящий в нем нескладный птенец может шлепнуться в воду. Конечно, бедняга тут же всплывает, но горе ему, если он попробует вскарабкаться на дерево в пределах досягаемости цапель, особенно если те уже вывели свое потомство. Удар за ударом обрушится на злополучного птенца, и он снова скатится вниз с окровавленной головой. Я снял однажды отчаянные старания такого малыша взобраться на родную ветку. Сорвавшись в воду, он подплыл к стволу, но застрял в болотной траве. Застрял безнадежно, с минуту еще продолжал бороться — и утонул. Я ничем не мог ему помочь — попробуй я подойти на лодке к бедняге, полсотни других птенцов с испугу выбросились бы из надежных убежищ на дереве…
Цапли представлены в Бхаратпуре различными видами. Особенно много белых цапель рода Egretta. Речь идет о трех видах, отличающихся друг от друга размерами: малая белая цапля (Е. garzetta) с черными ногами, черным клювом и беловатыми лапами, средняя (Е. intermedia) с черными ногами и черным кончиком желтого клюва и, наконец, большая белая цапля (Е. alba) с длинной
Всем этим видам грозило полное истребление, когда одна из прихотей «самого опасного зверя» породила промысел не менее постыдный, чем сохранившаяся, увы, до наших дней мода рядиться в шкуры диких животных. Кому-то пришло в голову украшать дамские шляпки эгретками (так называются столь важные для ритуализоваиного поведения удлиненные рассученные перья на нижней части шеи и на плечах цапель), и огромное количество птиц приносилось в жертву этой выдумке. «Несведущие» женщины, как всегда, рабски следовали моде, продиктованной консорциумом — заключительным и самым дорогим звеном в цепи, начинающейся с предельно скромной мзды «дикарю» или «туземцу». Холеные руки принимали крупные ассигнации от очаровательной и очарованной особы, охотно платившей шайке посредников астрономическую цену за утонченный залог смерти. К счастью, уже в 20-х годах нашего столетия, когда многие виды цапель во всем мире находились на грани полного уничтожения, торговля перьевыми украшениями была прекращена. Поскольку колибри и райские птицы тоже поставлялись на ярмарку тщеславия, эти еще более редкие виды также сильно пострадали. И если бы кровопускание продолжалось, многие птицы, наверное, были бы истреблены.
Шапки долой перед теми, кто сумел пресечь эту торговлю в такое время, когда широкие массы вовсе не задумывались об охране животных. В наши дни, при обилии газетной и телевизионной информации, надо быть очень жестоким и бесчувственным, на редкость ограниченным или «умственно отсталым» (сиречь безмозглым…), чтобы домогаться меха дикого животного, которому грозит полное уничтожение. Вы не согласны?
Яркий наряд колибри и райских птиц — сигнал для самок, чье убранство, как это чаще всего бывает в мире пернатых, куда скромнее. Нежные перья белых цапель, расправляющиеся в тонкие, трепещущие белоснежные веера, выполняют функцию, больше связанную с территориальным поведением. Присмотрев себе ветку, другими словами, территорию, где ей предстоит гнездиться в окружении сородичей, птица должна затем отчаянно бороться за право сохранить жилище. Для цапель особенно характерны постоянные перебранки и фехтование клювами; и здесь, как во всем животном мире, действует правило: постарайся доказать сопернику свое превосходство, взяв его на испуг раньше, чем дело дойдет до потасовки. Сила часто определяется размерами, и блеф играет у птиц такую же роль, как у прочих животных. Раздраженный барсук взъерошивает шерсть и от этого кажемся вдвое больше! Такая реакция присуща большинству млекопитающих — и даже ты, мой читатель, представитель того же класса, сохранил рудимент этого поведения. Каждая волосяная сумка соединена с миниатюрным остаточным мускулом, мышечным волоконцем, которому под силу поднять, скажем, волос на руке, но не длинные волосы на голове. Однако — речь идет о гипотезе, не о доказанном положении — я заметил, что водитель автомобиля после опасной ситуации (занесло на льду, с трудом удалось избежать столкновения с встречной машиной) непроизвольно приглаживает волосы ладонью. Он чувствует вдруг непонятный, а по существу вполне объяснимый зуд: от резкого повышения процента адреналина в крови мгновенно сократились мелкие мышцы. У наших Предков поднимались дыбом волосы на голове и на всем теле, вызывая испуг у соперника или у врага… Предложите человеку мудреную задачу — очутившись в тупике, он чаще всего будет скрести в затылке.
Демонстрационное поведение цапель, утверждают ли они свои территориальные права, встречаются ли супруги у гнезда, предстоит ли им кормить подросших птенцов, всегда начинается с того, что птицы расправляют кружевной веер, — восхитительный по красоте ритуал. Только после того как супруги продемонстрируют свои эгретки, словно бы устрашая друг друга, они расслабляются в прямом и переносном смысле.
Белые цапли особенно грациозны, когда спокойно стоят. Кормление птенцов более всего походит на буйную потасовку; куда девалось изящество поз и движений! Чем крупнее птенцы, тем грубее их требовательные голоса и тем неистовей набрасываются они на своих многотерпеливых родителей, которые сберегли для них добытый корм. Сжимая отцовский или материнский клюв, они отчаянно тянут и дергают, подпрыгивая и хлопая крыльями. Несчастному родителю, чей клюв стиснут одной или несколькими парами клещей, ничего не остается, как отрыгивать пойманную рыбу. Отпрыски жадно глотают ее и, взъерошив перья на голове, словно огромный всклокоченный парик, настойчиво требуют еще и еще…
Контраст между этими бурными домашними сценами и спокойствием на «рабочем месте» огромен. Цапля может подолгу стоять неподвижно, ловя направленными вниз зрачками малейшую рябь на воде, выдающую местонахождение рыбного блюда. Молниеносный выпад, и рыбешка зажата в клюве, а не нанизана на него, как у змеешейки.
Замечательный мастер рыбной ловли — маленькая косматая цапля. Ее почти невозможно рассмотреть, когда она замрет на месте. В полете ее видно очень даже хорошо, длинные белые крылья бросаются в глаза, но стоит цапле сесть, как она словно исчезает! Кроющие перья маскируют белизну, и птица превращается в неподвижный пенек у воды.