Мир, которого хотели и который ненавидели

Ксенофонтов Иван Н.

Документ обращался и к рабочим массам Германии, Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Советская власть не строила себе иллюзий, когда шла на контакты по вопросу о перемирии с Германией, она знала, с кем имеет дело, и в борьбе за мир очень надеялась на поддержку пролетариата стран Четверного союза, прежде всего, конечно, германского рабочего класса.

Разумеется, она надеялась и на поддержку и помощь народов союзных стран в борьбе за мир. И в этой связи в документе ставился вопрос: выражает ли дипломатия союзных стран мысли и стремления своих народов, согласны ли последние позволить дипломатии упустить великую возможность мира, открытую русской революцией? В заключение обращения Советское правительство заявляло: «Русская армия и русский народ не могут и не хотят дольше ждать... Если союзные народы не пришлют своих представителей, мы будем вести с немцами переговоры одни. Но если буржуазия союзных стран вынудит нас заключить сепаратный мир, ответственность падет целиком на нее».

Прошли только сутки, как немцы дали согласие на переговоры о перемирии, а Ленин уже пишет письмо генерал-майору С. И. Одинцову, который сразу же после Октябрьской социалистической революции добровольно стал служить Советской власти. Ленин обращается к нему 15 (28) ноября. Напомнив Одинцову, что он ранее предложил организовать группу штабных офицеров и генералов из числа квалифицированных военных специалистов, желающих заняться разработкой военно-технических вопросов перемирия, «которое бы позволило России, не нарушая ее интересов, получить приостановку военных действий», Ленин подчеркивал: «Я очень просил бы Вас, ввиду крайней спешности этого вопроса, собрать завтра же с утра Вашу группу и прислать мне завтра вечером хотя бы краткий конспект основных вопросов, пунктов и соображений договора о перемирии (определение линии фронта, условие о неотводс войска на другие фронты, меры контроля и так далее и т. п.), а также указать лицо или лица, которые могли бы, с полным знанием дела, участвовать непосредственно в переговорах» *.

А Духонин и его окружение через Ставку продолжают общение с представителями военных миссий союзников. 15 ноября генерал заверяет их, что до решения вопроса о перемирии и мире, а это может сделать только «полномочная центральная власть», которая признавалась бы союзными державами, он, Духонин, примет все меры, чтобы война продолжалась¹¹⁷.

Задиристый тон Духонина был вызван, конечно, и поддержкой, которую он постоянно ощущал со стороны военных представителей союзных держав в России, и, надо полагать, также и тем, что он знал не только об открывающейся 16 (29) ноября в Париже межсоюзной конференции, но и имел представление о той обстановке, в которой она готовилась. А намечена она была еще до социалистической революции в России, которая, безусловно, спутала все карты ее устроителям. Уже накануне открытия конференции началась обработка общественного мнения в союзных державах. О нарушении Россией своего обязательства не вступать в сепаратные переговоры о мире писала парижская буржуазная пресса¹¹⁸. В день открытия конференции английская печать призывала оказать поддержку Украинской Центральной раде, Каледину. Так, газета «Таймс» писала: «Игра не потеряна, она проиграна пока только наполовину... Для союзников весьма важно всеми возможными средствами связаться со всеми этими лояльными элементами... предоставив всякого рода поддержку всем тем, кто считает священными обязательства России»¹¹⁹.

В этих условиях ожидать, что открывшаяся 16 ноября в Париже межсоюзная конференция хоть мало-мальски выскажется позитивно в отношении миролюбивых предложений и призывов Советской власти, не приходилось.

В самом деле, среди более полутора десятка стран, представленных на конференции, были Либерия и Сиам, но не было России, которую союзные державы сами таким образом исключили из числа государств, воюющих с Германией. Вскоре, видимо, спохватившись, они пригласили на конференцию посла бывшего Временного правительства в Париже В. А. Маклакова, да и то в качестве неофициального представителя, поскольку никаких полномочий он не имел. Кстати, Маклаков, «застряв» в Париже, в годы гражданской войны представлял там «правительства» Деникина, Колчака, Юденича.

Союзные державы не отвечали на обращение Советского правительства, призывавшего их присоединиться к мирным переговорам. Правда, английская сторона 16 ноября, то есть в день открытия межсоюзной конференции в Париже, посредством своего посла в Петрограде сделала неуклюжую попытку оправдать свое молчание» ссылаясь на то, что союзников при решении вопроса о мирных переговорах поставили, дескать, «перед уже совершившимся фактом, в предварительное обсуждение которого с ними не вступали» *. В ответ тут же последовало разъяснение Наркомата иностранных дел, в котором особо подчеркивалось: «Открытое предложение немедленного перемирия всем народам — союзным и враждебным — было сделано Вторым Всероссийским Съездом Советов Рабочих и Солдатских Депутатов 26 октября»¹²⁰.

На следующий день, 17 (30) ноября, за подписью Троцкого было опубликовано повторное предложение союзникам присоединиться к мирным переговорам. В нем они еще раз через советскую печать извещались: «Военные действия на русском фронте приостановлены. Прелиминарные переговоры начнутся 19 ноября — 2 декабря. Совет Народных Комиссаров как раньше, так и теперь считает необходимым единовременное ведение переговоров вместе со всеми союзниками в целях достижения скорейшего перемирия на всех фронтах и обеспечения всеобщего демократического мира. Союзные правительства и их дипломатические представители в России соблаговолят ответить, желают ли они принять участие в переговорах, открывающихся 2-го декабря в 5 часов дня».

Одновременно Советское правительство не могло оставить без внимания уже имевшее место вмешательство союзных держав в дела России и в его суверенные права. 18 ноября (1 декабря) публикуется официальное заявление внешнеполитического ведомства нашей страны по поводу обращения М. Керта и Ж. Лаверня «с официальными документами» к смещенному за неповиновение Советской власти Духонину; авторы обращения позволили себе призывать Духонина «вести политику, прямо противоположную той, какую ведет» Совнарком «в полном согласии» с решениями Второго съезда Советов *. В советском заявлении подчеркивалось: «Такое положение не может быть терпимо. Никто не требует от нынешних союзных дипломатов признания Советской власти. Но в то же время Советская власть, ответственная за судьбы страны, не может допустить, чтобы союзные дипломатические и военные агенты, во имя тех или других целей, вмешивались во внутреннюю жизнь нашей страны и пытались разжигать гражданские войны»¹²¹.

Накануне открытия переговоров, 18 ноября (1 декабря), Ленин беседует с А. А. Иоффе перед его отъездом в Брест-Литовск в качестве председателя советской делегации, говорит о нашей позиции на этих переговорах, дает соответствующие указания на этот счет¹²². Продолжавший свои заседания в Петрограде Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов крестьянских депутатов утвердил кандидатуры от левых эсеров в состав советской делегации: С. Д. Мстиславский, А. А. Биценко и Р. И. Сташ-ков¹²³.

18 ноября в печати за подписью Троцкого публикуется официальный текст радиограммы Советского правительства правительству Австро-Венгрии. В ней говорилось о том, что министр иностранных дел Австро-Венгрии известил нас о согласии его страны приступить 19 ноября к переговорам о перемирии, что это сообщение будет немедленно доведено «до сведения русского народа, а также союзных народов и их правительств», а на переговоры будет послана «делегация Совета Народных Комиссаров»>. На следующий день печать сообщила, что и германский канцлер Гертлинг находит наши предложения приемлемыми для открытия переговоров¹²⁴. С такими же заявлениями выступили Болгария и Турция¹²⁵.

18 ноября Троцкого в Смольном посетил американский генерал У. В. Джедсон. Беседа была весьма любопытной, и в ходе ее военный представитель США вновь демонстрировал, правда в очень изысканных дипломатических выражениях, отрицательное отношение своей страны к советским мирным предложениям, да и вообще к новой власти в России¹²⁶. Во время визита Джедсон сказал Троцкому, что пока он не имеет известий от своего правительства по вопросу о признании Советской власти, однако счел необходимым посетить Смольный, дабы прояснить кое-что и рассеять возникшее между сторонами недоверие. «Время протестов и угроз по адресу Советской власти прошло,— подчеркивал генерал, явно желая сгладить у Советской власти отрицательное впечатление в связи с американским демаршем в ставке перед Духониным,— если вообще это время существовало»¹²⁷. И тут же поинтересовался, можно ли инцидент, связанный с протестом американской военной миссии, считать исчерпанным. Троцкий ответил, что формальная сторона дела не представляет интереса и может считаться исчерпанной заявлением Джедсона — «время угроз и протестов по адресу Советской власти прошло»¹²⁸.