Мир, который мы разрушим. Книга 1. Осколки нации
Шрифт:
Постепенно ковёр из молодой травки сменился покровом из жухлой листвы, за ветвями исполинов солнце проглядывалось совсем редко, и герой с негодованием отметил для себя, что и здесь идёт, невидимая человеческому глазу, война. Война за жизнь под солнцем.
Несмотря на полдень, здесь внизу, под кронами деревьев, царил полумрак, но вскоре глаза привыкли, да и дышалось здесь намного легче. Давид, открывший в себе уже черт знает какое по счету дыхание, вынужден был внезапно остановиться по команде отчима. Семёныч, прижавшись спиной к стволу широкого дуба, силком затащил пасынка за шиворот. Воспользовавшись внезапной остановкой, герой принялся приводить своё дыхание в порядок, как вдруг услышал яростный шёпот отчима:
– Хрипишь, как боров, весь лес на уши поднимешь, влево смотри!
Мозолистый палец указал на небольшой пригорок. Вперив туда свой взгляд, поначалу герой ничего не заметил, но прислушавшись, уловил звук хруста опавших листьев и сухих ветвей. Вскоре из-за пригорка показались двое человек, замотанных в грязное рваньё. Только по малому росту, и ещё чему-то, неуловимому для самого себя, Давид угадал в одном из них женщину. Второй человек был явно мужчиной, об этом говорила его уверенная походка и то, как его спутница кидалась к нему за спину при любом шорохе. На плечах у каждого из них болтались полупустые самодельные баулы, в руках у обоих были длинные, примерно с человечий рост, обожжёнными на огне для прочности палки с заострёнными концами.
Когда парочка почти что прошла место, где остались незамеченными спутники, Семёныч внезапно шагнул из укрытия, и подняв руку в приветственном жесте, произнёс:
– Приветствую, други, мирной вам дороги и чистого неба над головой.
Незнакомцы среагировали моментально – ощетинившись своими самодельными копьями они, сохраняя угрюмое молчание, принялись оглядываться в поисках ловушки.
– Я сказал, приветствую вас, други! Если бы я захотел прикончить вас, я бы сделал это до того, как вы меня заметили… – Настойчиво произнёс Семёныч, похлопывая рукой по висящей на плече снайперской винтовке Драгунова.
Молчание нарушил мужчина, поставив копьё древком в землю и поднявши руку в знак приветствия, также, как и отчим:
– И тебе мира, добрый человек, кто ты и с какой целью ты задерживаешь нас?
– Мы путешественники… – произнёс Семёныч, давая знать пасынку, что можно выйти из укрытия, – Это мой сын Давид. Меня же звать Александром.
– Я Сабир, и это всё что вам следует знать. – Ответил за двоих мужчина.
– Сабир значит, это как по-нашенски? Сашка? Так мы с тобой вроде как тёзки…
К этому времени Давид занял место подле отчима, с готовностью в любой момент открыть огонь из своего АКСУ. Его напряжение передалось Сабиру и его спутнице, все увидели, как он, покрепче сжав в руке копье, сделал маленький шажок навстречу и предостерегающе прошипел:
– Мы не пойдём с вами, живым я вам не дамся, нацистские ублюдки…
Поняв, что их диалог может закончиться трагически, Семёныч предостерегающе вскинул ладони вверх и произнёс:
– Угомони пыл, джигит… мы не ищем драки, вы нас с кем-то перепутали… мы не нацисты, я вот лично всегда был фанатом того табаку, который выращивал дед Онзор. Вы ведь оба с переправы? Вы должны его знать.
На сей раз в разговор встряла женщина, сняв с головы капюшон и положив ладонь на плечо спутника, молвила:
– Я помню тебя, ты был почётным гостем моего деда. Я внучка Онзора, меня зовут Мариам, а это мой верный защитник.
– И я помню тебя, – ответил отчим – когда я видел тебя в прошлый раз, ты была ещё совсем ребёнком. Что случилось? Почему вы так далеко от дома? Здесь бродить в одиночку совсем небезопасно…
– Я смогу защитить её! От любого, кто посмеет тронуть хоть волосок на её голове! – Гордо воскликнул Сабир. И на сей раз Мариам лёгким прикосновением руки остудила пыл своего спутника. Обратившись к Семёнычу:
– У нас нет больше дома… мы были вынуждены спасаться бегством. На наше село напали нацисты. Всех перебили, даже стариков и детей. Мне же посчастливилось выжить – когда эти звери ворвались в наш дом, мой отец опустил меня в колодец, прикрыв сверху лядой. Я слышала крики моей матери, она молила их о пощаде… а потом она кричала, чтобы они не трогали её…
Мариам прикрыла ладошками своё лицо и, содрогаясь плечиками, тихонько заплакала. Сабир обнял её за талию, а свободной рукой принялся, успокаивая, гладить её черные, будто ночь длинные волосы, продолжил:
– Я чудом обнаружил её в колодце, она просидела там не меньше суток. Все в деревне были мертвы, а дома спалены.
– А как ты смог выжить в этой бойне? – Впервые за весь разговор вмешался Давид.
– Когда началось нападение, я был на другом берегу реки, хотел было броситься на помощь, да какой-то стрелок ранил меня прямо в голову. – С этими словами он снял повязку с лица и головы, обнажив открытую рану на голове. Узкая полоса шла от виска и через оторванное ухо заканчивалась аж в районе затылка. – К моему счастью, либо стрелок попался начинающий, либо очень в себе уверенный, но ко мне так никто и не подошёл убедиться, что я мёртв. Вместо этого они принялись обливать всё вокруг каким-то резко пахнувшим веществом из металлических бутылей. А когда подожгли, пламя моментально возгорелось до небес, пожирая собой всё на своём пути.
– Как ты перебрался через реку?
– У меня была своя лодка, но её отнесло течением.
Наступило длительное молчание, было слышно, как где-то совсем рядом взвыл от голода и досады неведомый зверь, к нему присоединились ещё с дюжину глоток. Четырёх людей будто передёрнуло лютым морозом, каждый почувствовал себя маленьким и беспомощным.
– Собаки! – Нервно пробормотал Сабир. – Идут за нами от самой деревни…
– Стая большая? – Спросил Семёныч, доставая из кобуры нож.
– Я насчитал шестнадцать.
– Маловато… я встречал и по более.
Вой повторился, вбивая в тело героя суеверный страх. Сабир, перехватив копьё покрепче обеими руками, продолжил:
– Когда нацисты, спалив всё дотла, ушли из деревни, к ним на смену пришли вот эти пожиратели падали. Их было настолько много, что у меня рябило в глазах. Я думал, что мы проскочили мимо них незамеченными…
Трое мужчин стали плечом к плечу под сенью широко раскинувшегося дуба, защищая спинами женщину, дрожащую от страха и читающую вслух молитву на незнакомом герою языке. Все это время Давид нервно теребил цевье автомата, готовя себя к худшему. То, что его отчим вместо огнестрела потянулся к ножу, ему ничего не говорило. Семёныч был опытным бойцом и всякого дерьма навидался, чего не скажешь о необстрелянном Громове-младшем. В его голове царил хаос, и когда к ним повыскакивали эти мохнатые чудовища, он был готов материться от ужаса. Странное дело, но плачущая от страха за его спинной Мариам вливала в его тело уверенность и досаду на себя за свою минутную слабость.