Мир, который мы разрушим. Книга 1. Осколки нации
Шрифт:
– Да вы с ума сошли! Какие убийства?! Какие заговоры?! Я в первый раз обо всём этом слышу, клянусь, я к этому непричастен! Вы обвиняете не того человека!
Отец Павел, которому сегодня вверили роль следователя, тяжело вздохнул, снял с лица очки и протёр запотевшие линзы. Выразительно взглянул на охранников. Поднялся и вышел из помещения.
Глава 2
Вот уже третий час сотрудники дружины пытались расколоть Давида, на его теле не осталось живого места от побоев, лицо было разбито, почки, по-видимому, были отбиты и, по его самочувствию, переломано как минимум пару рёбер. Но сколько ни били, он все твердил одно и то же, раз за разом:
– Ничего не знаю, ничего не видел.
Такой расклад начал явно выводить из себя отца Павла и он, трепля волосы на голове арестанта, орал тому в лицо:
– Гнида! Думаешь, что ты сможешь вечно отмалчиваться?! Ошибаешься! И не таких кололи! И не такие фраера кровавыми слезами ревели! Последний шанс. Говори! Кто зачинщик?! Сколько вас человек?! Как вооружены, какой пароль для своих?! Говори, паскуда!
– Я… Я ничего не знаю…
– Ну всё, тварь, ты меня вывел из себя. Введите подозреваемую!
Через несколько мгновений в комнату вошёл ещё один охранник, таща за собой упирающуюся девушку.
– Настя! – Ели слышно прохрипел герой. – Милая, все будет в порядке, слышишь? Не волнуйся, всё будет хорошо. Они сделали тебе больно?
– Давид! – Узнала Настя своего мужа в этом окровавленном куске мяса, и сразу же слёзы страха и сопереживания боли мужа потекли по её щекам. – Они сказали, что тебя вызвали для серьёзного разговора, что я должна пройти с ними. Господин… Отец Павел! – Обратилась супруга к следователю. – За что вы так избили моего мужа? За что?!
Отец Павел не услышал заданный ему вопрос, или же сделал вид, что не услышал, подошёл к Насте и больно сдавил рукой её запястье, да так, что девушка побелела от боли и невольно вскрикнула. Насладившись моментом доминирования над слабой девушкой, обратился к пленнику:
– Ну что, теперь доволен? Твоя жена у нас. Не боишься боли, ну-ну. Посмотрим, какой из тебя любящий муж. – С этими словами он достал из кобуры дружинника наган и приставил дуло к её виску.
– Ну, что теперь мне скажешь, дружок?
Мысли метались с лихорадочной скоростью в голове у Давида. И он тут же воскликнул:
– Я всё расскажу! Всё! Только не трогай её, она ни в чём не виновата! Это всё я! Да, это я убил тех людей! Это я хотел поднять бунт против администрации! Я один, более сторонников я не нашёл!
– Не ври мне, щенок! – Заорал, брызжа слюной, следователь. – Нам известно, что у тебя есть сторонники! Имена, живо!
– Я хотел привлечь на свою сторону людей, но они меня не послушали! Делайте со мной что хотите, пристрелите меня прямо на месте, только не трогайте Настю! Она здесь ни при чём.
–Застрелите, говоришь? – В глазах у отца Павла промелькнул сумасшедший блеск. – Застрелить? Это можно, только вот не сразу.
С этими словами следователь направил дуло нагана на Давида и спустил курок. Прогремел выстрел, и в комнате стало трудно дышать от запаха пороха. Герой заорал от нестерпимой боли, прижимая ладони рук к ране на правой ноге. И тут произошло событие, которого никто не ожидал, которое раз и навсегда переменило жизнь героя и его самого.
Настя, вывернувшись, укусила следователя за руку. Отец Павел, вскрикнув от боли, отдёрнулся от Насти и со злобой ударил её рукояткой пистолета по лицу. Громова Анастасия единственный лучик света в жизни героя, его любовь и вера в счастливое будущее, упала на спину и ударилась об дверной косяк затылком, оставшись так лежать без движения. На минуту в камере повисла тишина, все смотрели на безжизненное тело девушки с прекрасным умиротворённым лицом. Можно было бы подумать, что девушка спит, если бы не ручеёк густой багряной крови, медленно наполняющей щели в полу. Несмотря на жуткую боль в ноге, Давид рывком подался к бездыханному быстро бледнеющему телу супруги. Одной рукой приподняв её за талию, а вторую запустив в её длинные чёрные волосы, которая тут же обагрились кровью, прижал свою супругу к себе и горько заплакал.
Тем временем отец Павел, побледнев, выскочил в коридор в сопровождении двух дружинников. Оставив Громова с одним мордоворотом для охраны.
Сколько времени Давид вот так просидел на полу, прижимая к себе тело супруги? Час? День? Вечность? Для героя это было неважно, он потерял над собой контроль, не замечая, что вокруг него происходит. В чувство его привела мощная пощёчина и басистый голос своего отчима:
– Вставай, малой! Вставай! Слышишь, ей уже не помочь! Ты должен отпустить её. Сейчас любое промедление для нас смерти подобно. Ты ранен? Дай я тебя осмотрю, может, получится под шаманить из походной аптечки…
Герой опустевшим взглядом смотрел на лицо своей, ещё так недавно живой и любимой, супруги. Какой смысл ему бежать? Куда? Для чего ему теперь жить? Все краски яркой, счастливой, прошлой жизни разом померкли, не оставив в душе ничего кроме пустоты. Но где-то в середине грудной клетки, где-то в районе набирающего темп мужского сердца, из глубины души вырвалось новое чувство. Оно заволокло сознание героя, ни о чём другом думать более не представлялось возможным. В один миг цель его жизни определилась в один мощный порыв. МЕСТЬ! Вот для чего ему стоит прожить лишний день, год, вечность, и не успокоится он, пока не увидит мучительную смерть Павла. Кто принесёт ему эту смерть? Этот вопрос для героя был абсолютно ясен. Только он должен это сделать! Он и никто другой!
Давид опустил тело своей покойной супруги на пол, и с любовью закрыл её карие глаза
– Спи спокойно, любимая, ты будешь отомщена…
Рука отчима легла на его плечо, Громов-старший молвил:
– Пора уходить… Она хотела бы, чтобы ты жил дальше…
– Пойдёмте, только куда?
– Есть у меня одна мыслишка. Давай-ка я тебя для начала осмотрю. Ни черта себе! Огнестрельное! Так-так, дайка глянуть.
Разорвав штанину, Александр Семёныч внимательно осмотрел рану и сделал вывод, что пуля пошла навылет.
– Пуля навылет. Ничего, жить будешь. Сейчас мы тебя перебинтуем… Так… Попробуй теперь на ногу стать. Сможешь?
Давид без особых усилий поднялся на ноги. Рана, до этого не болевшая, внезапно начала тянуть и ныть.
– Встал, вот и хорошо. Я уже боялся, что тебя тащить придётся. Ты вот что, забери одежду этого жмура – она тебе пригодится.
Только сейчас герой заметил, что в комнате лежало ещё одно бездыханное тело, того самого гиганта-охранника. Охранник сидел, прислонившись спиной к стене, и все бы ничего, если бы не вывалившийся язык и следы от струны на шее. Семёныч тоже был переодет в форму дружинника, что сначала Давид не заметил.