Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы
Шрифт:
При продлении договора 16 декабря 1938 г. Шнурре сообщил заместителю советского торгпреда Скосыреву, что Германия готова предоставить кредит в обмен на расширение советского экспорта сырья. Эти предложения стали точкой отсчета советско-германского сближения — пока неустойчивого и ничем не гарантированного.
Германская кредитная инициатива была экономически выгодна и вызвала отклик. Договорились, что 30 января в Москву отправится небольшая делегация во главе с Шнурре.
Тут на арену вышел и Гитлер. На новогоднем приеме глав дипломатических миссий 12 января 1939 г. он внезапно подошел к советскому послу А. Мерекалову, «спросил о житье в Берлине, о семье, о поездке в Москву, подчеркнул, что ему известно о моем визите к Шуленбургу в Москве, пожелал успеха и попрощался» [553] . Такого прежде не бывало. Расположение фюрера к советскому послу вызвало фурор в дипломатическом корпусе: что бы это значило!? Но такую демонстрацию Гитлер считал максимумом публичной огласки своих намерений, на которые он мог пойти без ответных выражений симпатии с советской стороны. А их не было. Поэтому когда сообщения о поездке Шнурре просочились в мировую печать, Риббентроп запретил визит, переговоры сорвались,
553
Цит. по: Розанов Г. Л. Сталин — Гитлер. Документальный очерк советско-германских дипломатических отношений, 1939–1941. М., 1991. С. 46–47.
Но Шуленбург не оставил надежд. Прочитав доклад Сталина на съезде партии, посол интерпретировал его в духе своей идеи: «ирония и критика были значительно сильнее направлены против Англии…, нежели… против Германии» [554] .
1 апреля Гитлер обрушился в своей публичной речи на тех, кто «таскает каштаны из огня» чужими руками. Это было повторение образа из речи Сталина, но только в переводах на западноевропейские языки. Сталин осуждал тех, кто любит загребать жар чужими руками. Имелись в виду англичане и французы. Эту мысль доложили Гитлеру, и он решил использовать сталинский пассаж для шантажа Запада — на ваши гарантии можно ответить взаимопониманием со Сталиным.
554
1939. Предвоенный кризис в документах. С.125.
1 апреля пришла еще одна новость, которая по существу ставила крест на политике «Народного фронта» — пала Испанская республика. К тому же и неудача идеи «Антимюнхена» еще раз больно ударила по политике Литвинова, которая и так дышала на ладан. В это время Сталин дал Литвинову последний шанс реанимировать старую стратегию «коллективной безопасности». Политика гарантий, как казалось, создавала для этого неплохие предпосылки.
15 апреля со ссылкой на речь Сталина на съезде (тогда ее никто не воспринимал как призыв к дружбе с Гитлером) англичане предложили СССР также дать гарантии Польше. 17 апреля СССР выдвинул контрпредложение: «Англия, Франция и СССР заключают между собой соглашение сроком на 5-10 лет со взаимным обязательством оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств». Такая же помощь должна быть оказана «восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств» [555] .
555
Документы внешней политики СССР. Т.22. Кн. 1. С.283.
Получив советские предложения, в Лондоне и Париже стали думать. У. Черчилль полагает, что «если бы, например, по получении русского предложения Чемберлен ответил: „хорошо, давайте втроем объединимся и сломаем Гитлеру шею“, или что-нибудь в этом роде, парламент бы его одобрил, Сталин бы понял, и история могла бы пойти по иному пути. Во всяком случае, по худшему пути она пойти не могла» [556] . Поддержал бы парламент такую политику? В то время более страшным вариантом казалось проникновение СССР в Восточную Европу. Что и случилось в 1945 г. Политика, за которую выступал Черчилль, могла реализоваться только в случае войны, а Чемберлен надеялся достичь успеха дипломатическими комбинациями и войной нервов (которую уже проиграл в 1938 г. в Мюнхене). В дневнике Чемберлен с тревогой писал: «Шансы Черчилля улучшаются по мере того, как война становится более вероятной, и наоборот» [557] .
556
Черчилль У. Указ. соч. С.165.
557
K. Feiling. Op. cit. P.406.
В тот же день 17 апреля, когда было выдвинуто советское предложение англо-франко-советского союза, статс-секретаря Германского МИД (первого заместителя Риббентропа) Э. Вайцзекера посетил советский посол А. Мерекалов. Повод для визита был вполне приличный: после захвата Чехословакии остался неурегулированный вопрос о советских военных заказах, которые были размещены на чешских заводах «Шкода». Теперь заводы стали немецкими. Будут ли немцы выполнять работу, за которую уплачены деньги? Вайцзекер ответил, что сейчас не лучший политический климат для решения подобных вопросов. Тема плохого «политического климата» (или, говоря иначе «политической основы»), которая раньше была поводом для прекращения любых разговоров между советскими и нацистскими дипломатами, по инициативе немца теперь оказалась в центре беседы. В версии Вайцзекера слова Мерекалова звучали так: «Политика России всегда прямолинейна. Идеологические разногласия вряд ли влияли на советско-итальянские отношения, и они также не должны стать камнем преткновения в отношении Германии». Став нормальными, отношения могут «становиться все лучше и лучше» [558] . Защищая честь советского дипломатического мундира, Г. Л. Розанов категорически утверждает, что «А. Ф. Мерекалов ничего подобного не говорил» [559] . Почему? Потому что не пересказал эту фразу в своем донесении о беседе в Москву. И правильно сделал. Чтобы разговорить собеседника, иногда говоришь такое, чего лучше не доверять бумаге. А что если не выйдет ничего из взаимных зондажей? Отвечай потом за неосторожное слово.
558
СССР-Германия 1939. Документы и материалы о советско-германских отношениях с апреля по октябрь 1939 г. Вильнюс, 1989. С.11.
559
Розанов
Более тонко к анализу этой судьбоносной беседы подошла И. Фляйшхауэр. Вайцзекер к этому времени уже проникся идеями Шнурре. Из его записи беседы «видно, что разговор умело направлял статс-секретарь, и что психологическое состояние Вайцзекера побудило придать этой беседе характер политического прорыва» [560] . Он не мог дезинформировать свое начальство настолько, чтобы приписать послу ключевые слова, полностью менявшие позицию советского представителя — такая фальсификация могла привести самого Вайцзекера к серьезному провалу, когда от него потребуют решения новых, в действительности невозможных задач. Но чтобы создать впечатление успеха, Вайцзекер мог сдвинуть акценты, чтобы не подвергаться критике со стороны руководства за слишком смелый шаг навстречу русским. Лучше, если инициатива исходит с той стороны, а Вайцзекер обеспечил ее развитие в нужную Рейху сторону. Немецкий исследователь делает вывод: «откровения Вайцзекера в самом деле представляли собой первый официальный шаг по сближению с СССР» [561] .
560
Фляйшхауэр И. Указ соч. С.125.
561
Там же, С.127.
Тем временем Париж и Лондон не давали ответа на советские предложения, отвечая, что есть более срочные дела. Терпение Сталина иссякло.
Теперь Литвинову ставили в вину любой промах. Майский поговорил с министром иностранных дел Финляндии Эркко. Визит вежливости. Но Эркко недавно отверг советские предложения, а теперь еще и рассказал о беседе с Майским в печати. Дипломаты «разболтались», не заботятся о престиже страны. Виноват «западник» Литвинов, которому Сталин устроил выволочку по этому незначительному поводу: «Какое Майский имел право разговаривать с Эркко?» [562] Для Майского дело обошлось, а для Литвинова — нет. Затем разгорелся конфликт между Молотовым и Литвиновым по поводу подбора кадров НКИД. Эпоха борьбы за «коллективную безопасность» взрастила немало прозападных дипломатов. Результат эпохи был плачевным для СССР. После отставки Литвинова в НКИД будут произведены аресты. Сталин поддержал в конфликте Молотова, и Литвинов подал в отставку. Сталину был нужен менее уступчивый, менее «гибкий» Нарком иностранных дел.
562
Шейнис З. Максим Максимович Литвинов: революционер, дипломат, человек. М., 1989. С.363.
3 мая Молотов совместил посты председателя Совнаркома и наркома иностранных дел. Сталин исходил из того, что Молотов и так в последнее время все больше занимается проблемами обороны и внешнеполитической стратегии. Провал «прозападной» линии Литвинова ставил вопрос о трудном маневрировании, что требовало абсолютно надежного человека «на внешней политике». Молотов в 30-е гг. вполне доказал свою надежность.
«Смещение Литвинова означало конец целой эпохи. Оно означало отказ Кремля от всякой веры в пакт безопасности с западными державами и возможность создания Восточного фронта против Германии» [563] , — считает У. Черчилль. Судя по тому, что драма англо-франко-советских переговоров развернулась уже после отставки Литвинова, Черчилль преувеличивает. Замена Литвинова на Молотова была выбором Сталина в пользу большей свободы рук в маневрировании между Западом и Германией. Советская вера в пакт безопасности еще некоторое время сохранялась, но из-за жесткости Молотова и его перегруженности другими делами переговоры не шли легче. Сталин надеялся, что Молотов будет более напорист в давлении на партнеров, чем Литвинов, и эта надежда оправдалась. Напористость Молотова быстрее привела к закономерному результату — переговоры зашли в тупик. С обходительным Литвиновым движение в этом направлении шло бы медленнее.
563
Черчилль У. Указ. соч. С.166.
Германский поверенный в делах В. Типпельскирх, докладывая о смещении Литвинова и назначении Молотова, специально подчеркнул, что Молотов — не еврей. Значит, ему будет проще договориться не с Западом, а именно с Германией.
Версия Типпельскирха подтвердилась. 5 мая к К. Шнурре зашел советник советского посольства Г. Астахов (опять по поводу «Шкоды» — немцы заявили о готовности выполнить советский заказ), и речь пошла о переменах в советском Наркомате иностранных дел. Шнурре докладывал: «Астахов коснулся смещения Литвинова и попытался, не задавая прямых вопросов, узнать, приведет ли это событие к изменению нашей позиции в отношении Советского Союза» [564] .
564
СССР-Германия 1939. Документы и материалы о советско-германских отношениях… С.13.
После отставки Литвинова «Гитлер впервые за шесть лет своего правления изъявил желание выслушать своих экспертов по России» [565] . Из их доклада Гитлер узнал много для себя нового, в частности — что СССР придерживается сейчас не политики мировой революции, а более прагматичного державного курса.
Интерес Гитлера к России усиливался. Посмотрев документальный фильм о советских военных парадах, фюрер воскликнул: «Я совершенно не знал, что Сталин — такая симпатичная и сильная личность» [566] . Немецким дипломатам была дана команда и дальше зондировать возможности сближения с СССР.
565
Фляйшхауэр И. Указ. соч. С.142.
566
Цит. по: Фляйшхауэр И. Указ. соч. С.192.