Мир на Земле

Лем Станислав

– Они тут же выкопали. Кажется тот, первый.

– Шапиро?

– Не помню имен. Тот, что глядел на Луну.

– Ты понимаешь то, что говорят голосом, обыкновенно?

– Плохо. По-французски лучше.

Я предпочел о французском не расспрашивать.

– Только Морзе?

– Лучше всего.

– Тогда говори.

– Ты запишешь, а они украдут.

– Не запишу. Даю слово.

– Положим. Ты знаешь что-то,и я знаю что-то.Сначала скажи ты.

– А ты не читал?

– Я не умею читать.

–

Хорошо... Последнее, что я помню... Я пытался установить связь с Вивичем, после того как выбрался из разрушенного подземелья в японском секторе, но у меня ничего не вышло. Во всяком случае, я ничего не припоминаю. Знаю только, что потом я опускался сам. То мне кажется, что на Луне я хотел забрать что-то у дистантника, который куда-то влез... или... что-то обнаружил... но не знаю, что и даже который это был дистантник. Молекулярный, пожалуй? Нет? Не помню, что с ним стало. А то...

– С тем, в порошке?

– Да. Но ты, наверно, знаешь... – осторожно подсказал я.

– Сначала до конца расскажи мне свое, – ответил он. – Что тебе кажется «а то»?

– Что там вообще не было никакого дистантника, а может, и был, но я его уже не искал, потому что...

– Потому что?..

Я замялся. Стоит ли говорить, что мои воспоминания порой напоминают странный сон, содержание которого невозможно передать словами, и от него остается лишь ощущение чего-то чрезвычайно необычного?

– Не знаю, что ты думаешь, – поцарапала меня левая рука, – но знаю, что ты что-то замышляешь. Чувствуюэто.

– Чего ради мне что-то замышлять?

– Того ради. Интуиция – это я. Давай говори. Что тебе кажется «а то»?

– Порой у меня такое ощущение, будто я опустился по вызову. Но кто вызывал – не знаю.

– Что ты написал в отчете?

– Об этом – ничего.

– Но у них был контроль. Записи. Они знают, опустился ли ты потому, что получил сигнал с Луны или же сигнала не было. Они перехватывали сообщения. Агентство знает.

– Не знаю, что известно в Агентстве. В глаза не видел записей, сделанных на базе. Ни фонии, ни визии. Ничего. Ты же знаешь.

– Знаю. И кое-что еще!

– Что?

– Ты потерял порошкового.

– Дисперсанта? Конечно, потерял, коли потом сам влез в скафандр и...

– Дурачок. Ты иначе его потерял.

– Как? Он развалился?

– Нет. Они его забрали.

– Кто они?

– Не знаю. Луна. Что-то. Или кто-то. Он там перевоплощался. Сам. Было видно с борта.

– Я это видел?

– Да. Но уже потерял контроль. Над ним.

– Тогда кто же им управлял?

– Не знаю. От корабля он был отключен. Но продолжал видоизменяться. По всем программам.

– Не может быть.

– Было. Больше ничего не знаю. Опять Луна внизу. Я там был. То есть ты и я. Вместе. Потом Ийон упал.

– Что ты плетешь!

– Упал. Это была каллотомия. Тут у меня пробел. Потом снова борт, и ты убирал скафандр в контейнер, и сыпался песок.

– Значит, я опускался, чтобы посмотреть, что произошло с молекулярным дистантником?

– Не знаю. Возможно. Не знаю. Тут пробел. Для того и была каллотомия.

– Умышленная?

– Да. Возможно. Наверняка так. Чтобы ты вернулся и не

вернулся.

– Это мне уже говорили. Шапиро. И Грамер, кажется, тоже. Но не так явно.

– Потому что это игра. Что-то они знают, чего-то им недостает. Наверно, у них тоже проблемы.

– Погоди. Почему я упал?

– Глупыш. Из-за каллотомии. Отключилось сознание. Как было не упасть?

– А песок? Пыль? Откуда она взялась?

– Не знаю. Ничего не знаю.

Я долго молчал. Уже совсем рассвело. Подходило к восьми. Но я не видел ничего, так лихорадочно размышлял. Лунный проект развалился? Но на его развалинах не только продолжалась бессмысленная борьба, но и подкопы – в них одновременно возникало что-то, чего никто на Земле не программировал, не ожидал? И это что-тоуничтожило лаксовского дисперсанта? Вернее, перехватило над ним контроль? Но этого я не помнил, видимо, сказалась каллотомия. Теперь так: перехваченный ими дистантник заманил меня на Луну либо с плохими намерениями, либо с какими-то другими, неизвестными. С плохими? Чтобы лишить меня памяти? Какой ему был в том прок? Пожалуй, никакого. Может, он собирался что-то мне дать? Ведь если он хотел только что-то сообщить, садиться мне было ни к чему. Предположим, он дал мне ту пыль? Тогда что-то – кто-то, – не желая, чтобы операция удалась, рассек мне мозолистое тело и тем самым парализовал мозг. Допустим, так оно и было. Тогда то,что командовало дисперсантом, спасло меня? Но шла ли речь о спасении Тихого? Пожалуй, нет. Имбыло важно, чтобы информация дошла до Земли. Мелкая, тяжелая пыль и была этой информацией. Я должен был привезти ее с собой. Да. Таким образом, часть головоломки я уже сложил. Только не совсем ясно, что она означает. Поэтому я как можно скорее изложил свою гипотезу моей второй половине.

– Возможно, – ответила она наконец. – Пыль они получили. Но этого им недостаточно.

– И отсюда нападения, спасения, уговоры, визиты, кошмары?

– Похоже. Чтобы ты отдал себя им на растерзание. То есть меня.

– Но они ничего не узнают, если ты не знаешь больше, чем говоришь...

– Думаю, не узнают.

– Но если тамвозникло нечто настолько могущественное, что сумело завладеть молекулярным дистантником, то оно могло бы и напрямую связаться с Землей? С Агентством, с базой, с кем угодно. И уж во всяком случае, с теми, кого Агентство выслало после моего возвращения.

– Не знаю. Где опускались новые?

– Не знаю. Во всяком случае, похоже, противоречивые интересы есть и здесьи там.Что могло возникнуть там?Из тамошнего рака, разложения, как это назвал Грамер? Кажется, ордогенез. Рождение порядка? Орднунга? Какого порядка? Электронной самоорганизации? Зачем? С какой целью?

– Если что-то и возникло, то без всякой цели. Как жизнь на Земле. Электронные «гении» попередрались. Программы развалились. Одни, как попки, повторяли одно и то же, другие распадались полностью. Устраивают зеркальные ловушки. Фата-морганы...