Мир наизнанку (сборник)
Шрифт:
Неподвижный воздух в подвале дрогнул. Горохов тяжело дышал и смотрел на Лизу снизу вверх.
– Выразительность скульптуры достигается с помощью построения основных планов, световых плоскостей, объемов, масс, ритмических соотношений! Большое значение имеют четкость и цельность силуэта! Четкость и цельность силуэта! Четкость и цельность!
Она шагнула вперед, и стена масок отступила под напором.
– Один из видов скульптуры, обозримой со всех сторон, называют круглой скульптурой! Обход – одно из важнейших условий восприятия круглой пластики!
Лужи испарялись,
– Чтобы рассмотреть трехмерный объем скульптуры, представить себе решение статуи в целом или увидеть все фигуры скульптурной группы, зрителю надо обойти вокруг скульптурное произведение!
Лиза кричала в полный голос. Лиза испытывала вдохновение, словно оперная дива в момент бенефиса; в эту минуту, ненадолго, впервые и, может быть, раз в жизни, она увидела мир – и себя, – как его видят люди.
Совершенная яркость и четкость. Покой в сочетании с движением. Гармония каждого шага, звука падающих дождевых капель и шелеста листьев под ногами, осознание, что некуда спешить. Лиза поняла в этот момент, по чему тосковал несчастный Игорь, когда говорил о радости солнечного света.
А потом наваждение закончилось, и Лиза сразу забыла половину всего, что чувствовала и знала в этот момент. И ей сделалось грустно.
В подвале тяжело дышали десятки ртов. Переминались на бетоне кроссовки и туфли. В задних рядах кто-то начал снимать силиконовые маски – лица под ними были потны, красны и растерянны.
– Скульптура бытового жанра показывает людей в привычной для них среде, за постоянным занятием, – сообщила Лиза резко, будто вбивая в могилу осиновый кол. Язычки оплывающих свечей задергались. Под ногами скрипнул мел, растертый почти в порошок.
– Кто следит за освещением?! – дискантом крикнул кто-то в глубине подвала. – Почему у вас половина софитов вообще не горит? Где прострел в правом дальнем углу?
Напряженная тишина разбилась. Разом начались движение, ворчание и ругань.
– Не ходите по кабелям! Под ноги смотрите!
– Конец смены, обед будет сегодня или нет?
– Я ухожу, у меня закончился контракт…
– Проверьте штекеры! Где-то искрит…
– Дежурного инженера ко мне! Немедленно!
Фигуры двигались в полумраке, соединяясь и распадаясь. Где-то капала вода, ворчали трубы, разными голосами звонили мобильные телефоны.
Лиза опустилась на бетон, на раздавленный мел. Горохов повернул к ней распухшее, в кровоподтеках лицо:
– Как вы это сделали?
Она не знала, что ответить.
Рыжий трехлапый кот мирно спал на диване. Горохов сидел, держа у лица пузырь со льдом, и время от времени вздыхал сквозь сомкнутые зубы. В его просторной, тщательно обставленной гостиной скучали гекконы в большом аквариуме и дымились на сервировочном столике две чашки кофе.
– Я открою вам страшную тайну, – сказала Лиза. – Людей нет.
– Не понял? – Горохов смотрел на нее из-под пузыря, как из-под огромной кепки.
– Людей нет. Мы все – фантомы и фагоциты. Тени, вещи,
– Люди везде вокруг нас, – неуверенно предположил Горохов. – На улице. В толпе…
Лиза покачала головой:
– Нет. Человек – колоссальная редкость. И ценность. Понимаете?
– Нет, – грустно сказал Горохов. – Я просто кот. И сегодня я струсил так, как не пугался со времени памятной катастрофы.
– Вы никогда раньше не встречались с фагоцитами?
– Не было никаких фагоцитов, понимаете? До тех пор, пока я не взялся помогать вам, – фагоцитов не было! А теперь они есть, мало того – они были всегда! Они охотятся, видите ли, на фантомов, очищают информационное пространство, и мне, перемещенной личности, надо ходить с оглядкой! Потому что я, в отличие от вас, неспособен на ходу перекраивать действие, превращать палачей в экскурсантов, реальность – в имитацию, и если меня заловят в одиночку – от меня, кота, надежно очистят мир, будьте спокойны!
– Простите, – сказала Лиза.
– Вам не за что извиняться…
Он подобрал пульт от телевизора, валявшийся на ковре, и направил на плазменную панель на стене. Экран осветился.
– …пришла в ужас. Но, ты понимаешь, если сейчас его не окольцевать, потом он вообще не захочет. Надо вогнать его в какие-то рамки, пока возможно…
Шел сериал. Говорила молодая женщина, ухоженная, нарядная, с профессиональным макияжем.
– Наверное, – согласилась ее собеседница, милая простушка с рыжими колечками на висках. – А на ком он женится?
– На восемнадцатилетней девочке из провинции…
Горохов переключил каналы. Появился баскетбольный зал, и двухметровые мужчины с мокрыми от пота лицами повели борьбу за мяч.
Горохов выключил телевизор.
– Расскажите мне, как это, – сказал, помолчав.
– Что?
– Как это – быть человеком.
– Я не знаю. Я же не…
– Вы, по крайней мере, имеете представление.
– Ну… – Лиза задумалась.
Она вытащила колоду из кармана юбки. Карты скользили и шелестели, как новехонькие, и сами, кажется, просились, чтобы их перетасовали.
Чертежи и схемы помещений. Дорожные развязки, странички из паспортов, распечатки счетов и чеки из супермаркетов – все в черной рамке обгорелых краев. Лиза складывала их, карту к карте, тринадцать в ряд, и еще, и еще, пока не выложила все на ковре посреди комнаты, лицевой стороной кверху.
– Человек, – сказала Лиза, – способен жить сразу во многих измерениях. Он – волна, последовательность волн, как прибой. И он же – поток частиц, движение к цели, он замах и удар, он мотивация и действие. Он отбрасывает тени, создает вещи, творит проклятия, выдумывает персонажей. Мы все – плоские картинки, следы подошв на дороге или отпечатки зубов на огрызке яблока. Мы все осознаем себя в этом мире потому, что в нем существуют люди. Пусть они не ходят вокруг, но они – существуют, как идея, как ценность…