Мир от Гарпа
Шрифт:
— Не знаю. Главное: не выбегать на улицу, пока не посмотришь по сторонам.
Когда Уолт заснул, Хелен и Гарп поднялись к себе в спальню и занялись любовью. А потом Хелен вдруг озарило.
— А ведь пес не мог бы сдвинуть грузовик. Даже на дюйм.
— Верно, — согласился муж, и Хелен поняла, Гарп на самом деле был «там».
— Ну а ты как сумел его сдвинуть?
— И я не сумел. Как ни старался. Тогда ночью я вынул из цепи, на которой сидел пес, одно звено и купил в скобяной лавке несколько точно таких же. А следующей ночью удлинил цепь дюймов на шесть [27] .
27
Шесть
— И значит, кот не выбежал на проезжую часть?
— Нет, конечно, это я для Уолта, — признался Гарп.
— Понятно, — отозвалась Хелен.
— Цепь получилась такая длинная, что кот не сумел улизнуть.
— И пес его загрыз?
— Перекусил напополам.
— И все это случилось в Германии?
— Да нет же, в Австрии. В Вене. В Германии я никогда не был.
— А как этот пес попал на войну? Ему что, было больше двадцати лет?
— Ни на какой войне он не был. Просто жил-был пес — и все. А вот его хозяин действительно воевал. Ему принадлежало то кафе. На войне он и научился дрессировать собак. Свою овчарку выучил бросаться на каждого, кто попытается залезть в кафе, но только с наступлением ночи. Днем в кафе заходи кто хочет. А ночью и хозяин боялся туда сунуться.
— Вот чудеса! Ну а если дом загорится? Что тогда? Нет, этот курс обучения явно с изъяном.
— Наверное, он был специально придуман для военного времени, — предположил Гарп.
— Впрочем, так даже интересней, что не пес был на войне, а хозяин, — заметила Хелен.
— Ты правда так считаешь? — оживился Гарп, и Хелен первый раз за весь разговор подметила в его голосе легкое волнение. — Вот здорово, ведь все это я придумал буквально сию минуту.
— То, что хозяин пса был на войне?
— И еще кое-что, — признался Гарп.
— Какое именно место в рассказе ты сочинил?
— Как какое? Он весь выдуман!
Они лежали вместе в постели: Хелен затаилась, зная, что наступил один из самых важных моментов.
— Ну не весь, так почти весь, — добавил он.
Гарп любил играть в эту свою игру, хотя Хелен она уже поднадоела. Теперь он ждет ее вопроса: «Это «почти» в каком месте?» На что ответит: какое это имеет значение? Пусть лучше она ему скажет, что именно ей кажется неправдоподобным, и он это место исправит. Если же правдоподобным кажется все, значит, и весь рассказ — чистая правда. Сочинитель он был беспощадный: годится правда для его рассказа — он обнародует ее без зазрения совести. Если никак не лезет в рассказ, он ее обкорнает не моргнув глазом.
— Когда ты кончишь играть в свои игры, — сказала Хелен, — расскажи мне, пожалуйста, как же все было на самом деле.
— Ну, во-первых, — ответил Гарп, — пес был не овчаркой, а биглем.
— Биглем?
— Ну если быть точным, то шнауцером. И он действительно сидел на цепи в проулке, но, конечно, никакого армейского грузовика там не было.
— Что же, он был привязан к «фольксвагену»? — рискнула предположить Хелен.
— Нет, — опроверг ее догадку Гарп, — к саням, на которых зимой подвозили к тротуару мусорные баки. А шнауцер был маленький и слабый и ни зимой ни летом не мог бы сдвинуть их ни на дюйм.
— А хозяин кафе не участвовал в войне?
— Не
— Значит, ее муж погиб на войне?
— Нет, мужа сбило машиной, когда он переходил улицу. Она была довольно молодая вдова. И к своему псу была привязана чрезвычайно. Его ей подарил щенком муж на первую годовщину свадьбы. Но ее новая квартирная хозяйка не позволяла держать собак в доме, и шнауцера приходилось оставлять на ночь в кафе.
Ночью в кафе было жутковато, — продолжал Гарп, — пес нервничал и, бегая по комнате, крутом оставлял кучки. Прохожие останавливались и, заглядывая в окна, смеялись. Собака волновалась еще больше — и на полу появлялись новые кучки. Рано утром являлась молодая вдова, проветривала помещение и убирала собачье дерьмо. Била сложенной газетой несчастного пса, тащила трусишку в проулок и на весь день привязывала к саням.
— А кошки что, вообще не было?
— Кошек было хоть отбавляй. Они сбегались со всех улиц к мусорным бакам возле кафе. Пес к бакам близко не подходил, боялся рассердить хозяйку, а кошки вообще пугали его чуть не до обморока. Явится на помойку кошка, шнауцер шмыг под сани и дрожит там, пока кошка не уйдет.
— Господи, — простонала Хелен, — значит, никто его не дразнил?
— Ну почему же? Всегда кто-нибудь кого-нибудь дразнит, — важно изрек Гарп. — Рядом жила девочка, она часто выходила на тротуар и подзывала к себе пса, прекрасно зная, что цепь его не пустит. Пес лаял и лаял на девочку, а та все звала и звала его, но тут наконец открывалось чье-нибудь окно и девочку просили оставить бедного пса в покое.
— И ты там тоже был?
— Не я, а мы. Мать писала у себя в комнате, единственное окно которой выходило в проулок, где сидел на привязи шнауцер. От постоянного лая мать просто с ума сходила.
— И тогда Дженни взяла и подвинула сани, да? И пес съел девочку, родители пошли в полицию, и несчастного пса усыпили? Ну а ты, конечно, утешил молодую вдову, которой было, наверно, сорок с хвостиком.
— Без хвостика сорок, — поправил ее Гарп. — Но это к делу не относится. Все было совсем не так.
— А как?
— Однажды ночью в кафе у пса случился удар. Виноваты были соседские шалопаи, напугавшие пса до смерти. Шутники незаметно подкрадывались к кафе, а потом кидались на дверь или припадали к окну и громко мяукали. Бедный пес от страха впадал в истерику.
— Надеюсь, он от удара скончался?
— Наполовину. Ему парализовало зад, и теперь пес мог двигать только передними лапами и головой. Но вдова очень любила беднягу пса как память о покойном муже. Плотник, с которым она спала, сделал по ее заказу маленькую тележку. И пес стал передвигаться — передние лапы шли, а мертвые задние ехали на тележке.
— Господи! — в который раз воскликнула Хелен.
— Ты себе не представляешь, как скрипели эти колесики!
— Не представляю, — призналась Хелен.
— Мать сказала, правда, что совсем их не слышит. Но звук был такой жалобный, что действовал на нервы куда сильнее, чем лай пса. На повороте тележку всегда заносило; пес подпрыгивал, тележка обгоняла передние ноги, и вся конструкция опрокидывалась. Естественно, самостоятельно подняться пес не мог. Кроме меня, казалось, никто не видел мучений пса, во всяком случае, именно я выходил в проулок и выручал беднягу. Встав на ноги, пес тут же пытался меня укусить, но убежать теперь от него ничего не стоило.