Мир по дороге

Семёнова Мария Васильевна

Волосы матери Кендарат, обычно сколотые узлом на затылке, были перевязаны простой лентой. Жрица обняла Серого, приведённого двоими друзьями, и расцеловала ослика в мягкий нос.

– Вот добрая спина, которая никогда меня не подведёт, – сказала она. – Стыд мне и позор: я растеряла все шпильки. Видно, слишком стара стала для скачек на бешеных жеребцах…

Почему-то эти слова показались парням очень смешными.

Когда обещают плоды без трудов, это ложь.На лёгком пути ты награды себе не найдёшь.Нам

всем от рождения боль достаётся в удел;Страдание примет лишь тот, кто воистину смел.В нём скрыта свобода, как в тёмном зерне стебелёк.Не трусь, даже если весь мир потемнел и поблёк.Любой не единожды шлёпался носом об лёд.Не всем удалось переплавить паденье в полёт.Кто, ноготь расплющив, в болото швырнул молоток,Навряд ли в грядущем скуёт богатырский клинок.За пяльцами плачет девчонка, на пальчике кровь…Её ли знамёна народ поведут на врагов?Бегун упражненье забросил с растёртой ногой,И весть о победе домчит горожанам другой…А если поэт убоялся терзаний души,Ему мы дадим наилучший совет: не пиши!

4. Муравьи в янтаре

– Иногда я начинаю думать, что в твоей стране вовсе не бывает тепла, – сказала мать Кендарат. – У меня чуть ноги не отнялись, а ты знай себе радуешься!

Она сидела на согретом солнцем валуне, поджав босые ступни. Иригойен хлопотал у костра, а Волкодав стоял по пояс в озере. Вода казалась ему парным молоком. Если бы в середине весны его родная Светынь потекла подобной водицей, венны всерьёз испугались бы скончания света, которое только и мог означать такой непорядок.

Он улыбнулся, набрал полную грудь воздуха и нырнул.

Он плыл под водой, пока лёгкие не начали гореть.

Потом плыл ещё.

Потом ещё чуточку…

Ощутив, что слабеет, он вынырнул. Только так и поймёшь, что человек может седмицами обходиться без пищи, днями не пить воды, но вот без воздуха…

– Нырять ты не умеешь, – достучался до его сознания голос матери Кендарат.

Волкодав обернулся, вскидывая голову. Жрица из Вечной Степи, где дождь-то какой следует шёл раза два в году, притом не иначе как по всенародной молитве, взялась объяснять венну, выросшему в краю рек и озёр, что он не способен договориться с водой. Ладно: до встречи с ней он полагал, что умеет и драться, и много чего ещё.

Волкодав несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, как учили когда-то старшие братья, и снова нырнул.

Он размеренно работал ногами. Воздух, запертый внутри тела, постепенно оборачивался смертельной отравой.

Ещё немного.

Ещё чуточку…

Он

вынырнул, дождавшись, чтобы радужные круги перед глазами начали ускользать во тьму. Получилось, кажется, ещё хуже, чем первый раз.

– Когда у тебя наконец прибавится хоть капля ума? – спросила мать Кендарат. – Иди-ка сюда.

Делать нечего. Волкодав скрутил уязвлённую гордость, вылез из воды и сел против неё.

Нардар был небольшой, но крепкой и, как говорили, зубастой горной страной. Во всяком случае, он издавна граничил с Нарлаком, Халисуном и Саккаремом, и ни одна из этих держав так и не поглотила его. Более того, во всех трёх весьма охотно рассчитывались серебряными нардарскими лаурами, полагая их очень надёжной монетой. Севернее Нардара лежали совсем уже дикие и страшные горы, где не то что люди не жили – даже симуранам не всюду хватало воздуху для полётов.

По счастью, отсюда, с южного пограничья, снежные пики ещё нельзя было рассмотреть. Поэтому Волкодаву даже нравилось здесь. Наконец-то кругом стояли славные дубовые рощи и красные сосновые леса, перемежаемые озёрами и болотами! Здесь даже пахло почти так же, как дома. В Нардаре Волкодаву впервые за долгое время стали сниться хорошие сны. Он просыпался и думал, что это, наверное, не к добру.

– Дыши, как дышишь обычно, – велела мать Кендарат.

Волкодав выпрямил спину, расправил плечи и стал дышать как обычно. Вдох – выдох, вдох – выдох. Кто об этом задумывается, пока не стиснет горло удушье?

Жрица вдруг рассмеялась:

– Неужели ты хочешь меня убедить, что обычно дышишь как женщина?

Волкодав хмуро смотрел на неё.

– Значит, ты просто не умеешь дышать, – вздохнула Кан-Кендарат. – Ну-ка, затаи дыхание. Прямо сейчас.

Сама она сделала то же. Волкодав терпел, пока из глаз не полились слёзы, но с огорчением убедился, что маленькая седая женщина обставила его без видимого усилия. Как говорили дома: не хвались, что силён, встретишь более сильного. Причём там, где не мог и предполагать.

– Я бы нырнула с тобой, чтобы окончательно тебя убедить, – сказала мать Кендарат. – Но эту воду способен выдерживать только сын вечной зимы вроде тебя, я же, боюсь, насмерть окоченею, ещё не погрузившись в неё.

Волкодав окончательно исполнился мрачного уныния. Не подлежало сомнению, что она в любой проруби пересидела бы его с лёгкостью.

– Говорят, вёсны в здешних местах редко обходятся без снежных зарядов, – подал голос Иригойен. Мать Кендарат доверила ему хлебные колбаски, и он боялся отойти от костра.

– Типун тебе на язык!.. А ты – сосредоточься. – Твёрдая ладошка легла на живот Волкодава. – Присутствуй во всём, что ты делаешь, каким бы незначительным это дело тебе ни казалось. Вдохни, чтобы надулся живот, ничто другое не должно двигаться, понял?

Волкодав начал втягивать воздух.

– Когда тебе покажется, что ты полон, расширь рёбра. Представь их крыльями, несущими тебя к небу… Только рёбра, я сказала!

Волкодав послушно сосредоточился на своих рёбрах, и там немедленно заболели все старые переломы. Неужели он до сих пор безотчётно оберегал их от лишних движений, даже когда дышал, как ему казалось, всей грудью?..

– А теперь подними ключицы, чтобы в подбородок упёрлись!

Волкодаву показалось, что воздух наполнил даже его шею. Он выдохнул и подумал, что, кажется, до сих пор вправду не умел дышать.

– Я тебе разрешала выдыхать? – рявкнула жрица. – А ну, вдохни снова… Да не торопись, глупый, вот так… Теперь затаись, пока не отсчитаешь восемь ударов сердца… Выдыхать будешь, как вдыхал, только наоборот.

С пятого или шестого раза венн всё проделал в точности, как было велено. Потом сказал: