Мир полуночи. Партизаны Луны
Шрифт:
К дополнительным сведениям, которые могут быть занесены в паспорт, относится специальная строка идентификатора банковского счета и код медицинского диспансера, в котором регулярно наблюдался владелец паспорта. Гражданин может занести или отказаться заносить в паспорт эти сведения. Гражданин не обязан также вставать на учет в таком диспансере по новому месту жительства, за исключением обстоятельств, особо оговоренных в законе. Правоохранительные органы не вправе отказать гражданину в регистрации по новому месту жительства или любым образом ущемлять его права по факту отсутствия в паспорте таких дополнительных сведений. При этом работодатель или госучреждение, принимающие гражданина на работу, имеют право потребовать предоставления такой информации. Точно так же эти сведения вправе потребовать муниципальная или государственная комиссия, выдающая лицензии на некоторые виды деятельности, особо оговоренные в законе.
В случае если гражданин находится или находился на работах в зоне рецивилизации, но не состоял на госслужбе, ему выдается медкарта — вкладыш, чип которого содержит все специальные сведения.
<…>
Человек, находящийся в текущий момент на госслужбе того или иного рода, получает удостоверение установленной формы, где указываются все вышеперечисленные специальные сведения. Кроме того, там указываются необходимые дополнительные сведения, связанные с исполнением служебных обязанностей, например звание, должность, особые полномочия, тип и номер табельного оружия или специальных средств наблюдения и связи.
<…>
Частные предприятия и учреждения, в том числе СМИ, по согласованию с правоохранительными и медицинскими службами могут вводить для своего персонала специальные удостоверения со специфической атрибутикой, содержащие сведения, касающиеся работы на данном предприятии или в учреждении…
Глава 4
ОГОНЬ И ВОДА
В пустом доме пахло пылью, но что-то чистое было в самом этом запахе. Светлая, легкая на подъем деревенская пыль тоненьким слоем покрывала пол, столы, подоконники, немногочисленные старые шкафы и три табуретки (мебель, что получше, разобрали родственники).
Андрей сбросил со здорового плеча тощий рюкзак. Его правая рука все еще висела на перевязи, но в остальном физических нагрузок он не чурался.
Он горячо поддержал идею переезда в Хоробров, где жил Костя. Дом, который нашел им епископ, принадлежал старику, умершему восемь лет назад. Монастырь ссудил их веником, совком, ведром, ветошью, спальниками и некоторым количеством посуды.
Ввиду спартанской обстановки уборка прошла быстро и легко: обмели паутину по углам, протерли пол и запыленные поверхности, включили по новой газовые вентили и насос, прокачали застоявшуюся воду — аминь, готово.
Деревня обогревалась и освещалась биогазом, получаемым из… э-э-э… отходов метаболизма. Длинные черные баки как раз и служили генераторами этого биогаза, при том же монастыре, то есть свиноферме, его выработка шла чуть ли не в промышленных масштабах. Там же была и электростанция, на том же газе работали домовые теплогенераторы. Горел этот газ не таким чистым и жарким пламенем, как городской, много коптил, но Андрей, неприхотливый то ли по природе, то ли в силу воспитания, не жаловался, и Антон тоже молчал. Да и не так уж плохо здесь было: главное, очень прилично ловилась Сеть.
Закончив уборку, они постелили себе на полу и распаковали еду, полученную также в монастыре. Холодильника в доме не было, только пакет с термоизолятом, и доминиканцы, видимо, приняли это в расчет, выдавая паек: пачка чая, пачка сахара, шмат соленого подчеревка, пять кило картошки, полбуханки черного хлеба, десяток сырых яиц.
Андрей велел Антону чистить картошку, а сам принялся топить сало на сковороде и греть воду для чая, напевая при этом какую-то украинскую песенку, в которой, насколько мог понять Антон, речь шла о разнице темпераментов блондинок и брюнеток. На словах «Чорнява чи бiлява — щоб лиш поцiлувала» [87] выяснилось, что картошку чистить Антон не умеет.
87
Чернявая ли, белокурая — лишь бы поцеловала (укр.).
— А как же ты жил? — изумился Андрей.
— Дома прислуга была. — Антон пожал плечами и снова сунул в рот порезанный палец. — В общежитии — столовая. А в бегах я чищеную покупал.
— Ладно, за салом последи. — Андрей отдал ему вилку, а сам пошел за перевязочным материалом для порезанного пальца.
Дочищать картошку он не стал — только домыл и нарезал довольно неуклюжими, толстыми ломтями. А впрочем, когда она прожарилась, запах пошел такой, что Антон решил: неважно, как это выглядит — щоб лиш поцiлувала.
— А почему здесь так не любят москалей? — спросил он, запивая пищу богов чаем.
— Не любят? — удивился Андрей. — Да нет, здесь еще нормально. А не любят — ну кто требовал сюда войска ввести для борьбы с орором? Коваленко, Рождественский и Штерн.
— Но ведь… не дураки же эти местные. Чтобы эпидемию хотя бы застопорить, нужно было действовать вместе. И быстро. А здесь же был князек на князьке… Да и не российские это были войска…
— Нужно было… — Рот Андрея исказился на секунду. Он почти не выражал эмоций лицом, и внезапно Антон понял, что дело тут не только в самоконтроле. — Ты ж вспомни, как это делалось. И поляки с датчанами потом вымелись, а московская Цитадель свою марионетку посадила. Так что ты местным не говори, что нужно было, хорошо? А то в этих краях до сих пор кое-где томаты машинным маслом удобряют.
— Зачем? — изумился Антон.
— А чтобы пулеметы не заржавели. Стрелять из-за этого никто не станет, но место больное.
В дверь стукнули. У мгновенно вскочившего Андрея, как по волшебству, в левой руке оказался пистолет.
— Кто?
— Свои, — прогудел из-за двери Костя.
— Так, уси свои, — подтвердил более высокий голос семинариста брата Мартина.
Замка на двери не было, эти двое могли войти и так. Андрей оценил деликатность и оружие спрятал.
— Добро пожаловать.
В одной руке отец Константин нес связку сушеной рыбешки. В другой — канистру пива.
— Я хотел самогонки принести, — сказал он, опережая вопрос. — Но этот католик уломал меня взять пиво.
— Спасибо католику. — Андрей подвинулся на спальнике, чтобы пришедшим было куда сесть. — Я водки в поезде нализался на сто лет вперед.
— А я надышался, — вставил Антон.
— Хлипкий нынче инсургент пошел… — вздохнул Костя.
Из безразмерной ветровки брата Мартина появилась стопка пластиковых стаканов — не то чтобы одноразовых, но все-таки говорящих о бренности бытия всем своим видом.