«Мир приключений» 1963 (№09)
Шрифт:
Но для чего же, в самом деле, он так стремился стать студентом? Гарника он убеждал:
— Мне совсем другая цена будет, если я привезу студенческий билет и смогу выступать и утверждать, что я представляю огромную группу молодежи! Ты не знаешь, как там любят студентов и спортсменов, а я специально это выяснил. Пусть меня посчитают там козырным королем — мы все от этого только выиграем.
И Гарник в конце концов поверил ему. Или сделал вид, что поверил.
Но это была не вся правда. Он не сказал Гарнику, что подумывает и о другом продолжении своей судьбы. Вдруг побег не состоится или вообще сорвется? Тогда ему с Гарником не по дороге.
Надо поскорее развязываться с ним, вообще рвать все старые связи, добывать диплом и лезть как можно выше по лестнице жизненных успехов.
И была еще одна причина, по которой он считал выгодным для себя накануне побега поступить в университет. Об этой причине даже думать не хотелось, не то что делиться с кем-нибудь. Но надо думать обо всем, надо быть ко всему готовым. Надо иметь запасной ход на случаи неудачи. Он должен иметь возможность сказать: «Я не собирался изменять родине, меня на это подбили». Дай только бог, чтоб не пришлось прибегнуть к этому запасному ходу. Потому что тогда уже пойдет борьба не за то, чтобы улучшить свою жизнь, а за то, чтобы спастись от смерти…
Вот он сидит в кабине самолета, готовясь схватить летчика за горло. Двадцать три года ему, а он знает жизнь, как другие не знают и в пятьдесят! Студент филологического факультета, спортсмен — без пяти минут мастер спорта, а в недавнем прошлом артист одного из крупных театров… II всего этого он добился походя. Если б только захотел, то добился и большего.
Но ему все это не нужно. На каждом из таких путей пришлось бы свернуть горы труда. И что в награду? Деньги. По не такие, какие были ему нужны.
И потому обычные пути, которыми шли в жизнь его сверстники, не годились ему.
А вот через часок или через два он со своей обычной доброй, веселой улыбкой выйдет из комнаты, предоставленной ему для отдыха, на встречу с людьми чужой страны и будет с ними беседовать.
Журналисты будут торопливо записывать его слова, а фоторепортеры щелкать аппаратами. Ловите мою улыбку, господа! Вот я ссылаюсь на пример из собственной биографии — бесперспективность, безысходность толкает молодежь ни уголовные преступления. А потом все пути для тебя закрыты и всю жизнь на тебе незримое клеймо!
Что будет после этого? Он навсегда распрощается с Гарником и с этим Бабуряном. Будьте здоровы, господа! Вам, кажется, направо? А мне, знаете ли, прямо! Он не станет тащить их на своей колеснице, делить с ними успех. Желаю счастья друзья!
А потом что?
Потом города, страны. Большой бизнес. И на берегу Тихого океана, где-нибудь, скажем, в Сан-Франциско, он откроет свой театр. Молодые красивые актрисы. Огромный успех. Если останется время, он напишет пьесу для своего театра — трудная жизнь советской молодежи…
Ну, а вдруг успеха не будет? Кто знает, что готовит человеку судьба. И ты в чужой стране без средств к существованию… Ничего, есть беспроигрышные козыри. Вот сейчас, пока он летит в самолете, где-нибудь в Майами, на роскошном курорте, на желто-песчаном пляже отдыхает под солнцем госпожа «Три Миллиона». У нее недавно умер супруг, и она осталась наследницей всего состояния. Она еще не знает своей судьбы. Вокруг нее претенденты. А ее судьба мчится к ней на самолете «Як-12 А» с бортовым номером «348».
…Ага, Гарник снимает очки!
Жорж выбросил вперед длинные, тяжелые руки. Он не слышал себя, не слышал своего бессвязного торжествующего рычания. Его широкие ладони с растопыренными пальцами грозно обрушились на плечи пилота. И сразу смяли, скомкали человека.
Жорж оторвал летчика от штурвала и притянул его к себе на колени…
— Началось! — ликуя, крикнул он. — Разворота не будет! Давай прямо!
И тяжелым кулаком ударил пилота по голове…
Лаврентий Бабурян
Его тошнило. Трудно было сдерживать озноб. Попросить у Гарника нашатырный спирт? Только вряд ли поможет…
Вся беда в том, что он не спит уже столько ночей подряд.
Страшные, страшные дни, страшные, страшные ночи…
Когда он узнал, что в Тбилиси, и Риге арестованы люди, с которыми он столько лет вел дела, он сказал себе: я пропал!
Перестал ночевать дома. Сменил квартиру. Уехал на педелю к родственникам в деревню.
Но его не трогали, не искали. О нем забыли!
Конечно, он ведь был мелкой сошкой. Крупных операции не вел. Просто клевал понемножечку везде, где удавалось. Доллары он все же накопил. Жорж и Гарник не знают, что он везет с собой доллары.
Они уж как хотят, а у него есть деньги, чтобы спокойно осмотреться в той стране, где он теперь будет жить.
Он больше никогда не увидит своих родителей, не увидит братьев и сестер. Стоит ли об этом жалеть? И его родичи, конечно, никогда не узнают, не поймут, почему он убежал за границу. Мать поплачет, только и всего. Родители плохо понимали его, даже не знали, чем он занимается. Время от времени они присылали к нему брага, и тот приставал с дурацкими вопросами: «Почему ты не женишься, не заведешь семью? Почему не работаешь постоянно на одном месте, как все люди? Куда это ты так часто ездишь?»
Он выгнал брата из дома. Приказал больше ни о чем не спрашивать.
«Если бы наши дорогие родители были более дальновидными и умелыми и добились в жизни хоть чего-нибудь стоящего, мне не пришлось бы заниматься тем, что вас так тревожит…»
А, пошло оно все к черту! Начинается новая жизнь…
Вероятно, он на секунду закрыл глаза, мучительно ощущая тошноту. Привел его в себя крик Жоржа.
И, еще не успев раскрыть глаза и стряхнуть болезненное оцепенение, он понял: началось! А он опоздал и не сделал того, что было поручено. Он тоже закричал, вытащил из-под полы финские ножи и молоток…