Мир приключений 1963
Шрифт:
Сначала его больше всего поразили слова: «условному сигналу «Ауфвидерзеен».
Так, стало быть, этот надоедливый мотив, впервые услышанный о шхерах, был условным сигналом!
А Шубин-то считал, что мотив привязался к нему просто по случайному совпадению.
Ничего подобного! «Ауфвидерзеен» был неразрывно связан с «Летучим голландцем», имел самое прямое и непосредственное отношение к тем еще не разгаданным тайнам, которыми битком набита окаянная подводная лодка!
Шубин со вниманием перечитал текст.
Итак, «Летучий» — в Пиллау! По крайней мере, был там в момент отсылки донесения. Будем надеяться, что он еще не ушел.
Но зачем ему было забираться на кладбище? Как это понимать — «кладбище»?
Шубин в раздражении сломал папиросу.
Однако главное было не в этом. Главное было в словах «взять па борт пассажира».
Кем мог быть этот пассажир?
Несомненно, лицо высокопоставленное, одно из первых лиц в Германии, если ради него держат наготове «Летучего голландца»!
Ведь это, не забывайте, рейдер, то ест подводная лодка, предназначенная для океанских походов!
— Гитлер! — сказал Шубин, поднимая глаза на штабных офицеров.
— Ну, так уж сразу вам и Гитлер…
В общем, на Шубина побрызгали в штабе холодной водичкой. А он, конечно, зашипел, как утюг.
— Да понимаете ли вы, что это за подводная лодка? Сгусток лжи и преступлений, вот это что такое! Я было хотел ее потопить. А теперь понял: нет, нельзя! Ни в коем случае нельзя! Ее вскрыть надо, как консервную банку! И тогда такое поползет оттуда, что мир ахнет и содрогнется!
Шубин сердито посмотрел на армейцев:
— Дали бы мне задание, чтобы с самыми передовыми частями войти в город. Или же с корабельным десантом…
— А это уж вы с вашим морским командованием решайте! При корпусе будет особая группа. Она, к вашему сведению, и займется подводной лодкой. Это специалисты. Вскроют вашу «консервную банку» аккуратно, по всем правилам. Вы не волнуйтесь, капитан-лейтенант! Все будет нормально. Занимайтесь своим делом. Спокойно высаживайте десант, топите корабли!
Каково? «Не волнуйтесь»! «Спокойно топите корабли»!..
Шубин, очень недовольный, уехал.
В машине он не переставал бурлить.
Князев и Павлов, сидевшие на заднем сиденье, многозначительно переглядывались. Они прекрасно знали своего командира, понимали и любили со всеми его слабостями.
Шубин очень ревниво относился к славе своего отряда, своего дивизиона, своей бригады. К этому прибавилось еще и некое искони существующее боевое соперничество между флотом и армией.
— Все себе заграбастали — что получше! — бурчал Шубин. — А мы на подхвате! От самого Ленинграда висим на корме у этого «Летучего голландца». Прижали к Пиллау наконец. Так нет! «Не волнуйтесь, капитан-лейтенант! Без вас обойдемся!» Попросту не хотят славой делиться! Гитлера в плен захватить — шутка ли?
— Может, все-таки не Гитлер?
А кто же? Да они и сами знают, что Гитлер! Темнят, по своему обыкновению. И перед кем темнят? Кто им обрывки донесения доставил? Теперь-то, конечно, бери «Летучего» чуть ли не голыми руками!
— Легко сказать: бери!
— У причала-то? Справятся! А мы в это время будем взад-вперед ходить, раненых эвакуировать. Ну есть ли, спрашивается, справедливость на свете?..
В центре Кенигсберга спустил скат. Князев и Павлов остались помогать шоферу, a Шубин решил пройтись, чтобы поразмяться и успокоиться.
Вокруг был притихший город-пепелище.
«Как аукнется, так и откликнется. — подумал Шубин, вспомнив про Ленинград. — Аукнулось на одном конце Балтики, откликнулось на другом».
Сюда бы специальными эшелонами всех этих фабрикантов оружия, военных монополистов — всю злую, жадную свору! Взять бы за шиворот их, встряхнуть, ткнуть носом в эти кучи щебня, в свернувшуюся клубком железную арматуру, в то, что осталось от знаменитого некогда Кенигсберга! Смотрите! Осознайте! Прочувствуйте! Это вы превратили его в пепелище, ибо такова неотвратимая сила отдачи на войне!
Странно было видеть здесь сирень. Нигде и никогда не видел Шубин так много сирени и такой красивой. Махровая, необыкновенно пышная, яркая, она настойчиво пробивалась всюду между руинами. В зарослях ее начинали неуверенно пощелкивать соловьи, будто пробуя голос и с удивлением прислушиваясь к тишине, царящей вокруг.
Шубину пришло на ум, что штурман «Летучего голландца» родом из Кенигсберга. В кают-компании, за обедом, он спросил мнимого Пирволяйнена, не бывал ли тот в Кенигсберге. И мнимый Пирволяйнен едва удержался тогда, чтобы не созорничать, не брякнуть: не бывал, мол, но надеюсь побывать!
Вот и побывал!
Тихий голос рядом:
— Эссен…
Пауза.
Снова робкое:
— Эссен…
Шубин опустил глаза. Рядом стоял мальчик лет шести в штанах с помочами. Обеими руками он держал маленькую пустую кастрюльку.
Такие ребятишки с кастрюльками, судками, мисочками всегда толпились у походных кухонь во взятых нами немецких городах…
Шубин присел на корточки перед малышом:
— Си хайст ду, бубби?
— Отто…
Кою-то смутно напоминал этот малыш. Кого?.. Нет, не удалось припомнить!
Худенькое серьезное лицо, удивленно поднятые темные брови. «Эссен»…
Одна из бесчисленных, ни в чем не повинных жертв «Летучего голландца»!
Сила отдачи на воине слепа, как всякая сила отдачи. Орудие, которое стреляло по Ленинграду, откатившись, ударило не Гитлера, и не Крупна, а этого несмышленыша, горемычного Отто из Кенигсберга!
Шубин круто повернулся и зашагал к матине. Рывком он вытащил оттуда взятые в дорогу консервы, черный хлеб, пакеты с концентратами.