Мир приключений 1974 г.
Шрифт:
А Малинка продолжал свои невеселые рассуждения. Правда, теперь они были о другом — о том, что не одна, может быть, корысть двигала Поповым. Существует в этом необыкновенном камне — алмазе — какая-то странная притягательная сила. Она отмечена людьми давно. Нет, он не собирался оправдывать Сашку. Пионеру Георгиевичу хотелось отыскать ту крохотную, побудительную причину, которая заставляет человека, дотоле честного, сделать первый шаг к преступлению. Потом все идет своим чередом по проторенной дороге правонарушения. Но вот причинки: плохо лежит, подтолкнул кто «вовремя», увидел
А Сашка меж тем, неудобно повернувшись, проснулся неожиданно для себя и сразу будто вынырнул из воды. Не поднимаясь и не изменив позы, он осмотрелся. Ели и кривые березки, одинаковые во всей пойме, представились ему теми же. что росли вокруг избушки, невдалеке от просеки ЛЭП. Все происшедшее показалось ему лишь привидевшимся в кошмарном сне, а сейчас, когда он открыл глаза, жизнь пойдет своим чередом как ни в чем не бывало. Мысль эта была так радужно приятна, что Сашка по-детски, со всхлипом вздохнул и тут приметил сидевшего невдалеке инспектора.
«Было! Все было. Произошло… убийство Трофима. Потеря алмаза», — отчетливо осознал Сашка, и от этого сделалось так тоскливо и муторно, что он застонал, стиснув зубы.
Там, где Сашка оставил друга, Трофима может съесть росомаха — самый злой разбойник в тайге. Сашка представил себе, как это будет или уже было, и вскочил.
Инспектор тотчас оказался рядом:
— Что с тобой, Попов?
— Страшно.
— Держись. Держись, парень.
— Постараюсь.
— Теперь тебе часто и долго придется думать и говорить об этом. Знай. Помни.
— Зачем? — пожал плечами Сашка.
— Чтоб и в беде не потерять человеческого достоинства. Попов. Не опуститься, не махнуть на себя рукой. Происходит такое само собой, а вот возвращает человек достоинство с великим трудом.
— О чем вы?
— Виноват ты, но не списывай себя с человеческого счета, не тверди себе: мол, жизнь кончена для меня.
«Откуда инспектор знает, что я об этом думаю? — недоумевал Сашка. — Или душа моя для него — открытая комната? Что ему там делать? Я признался. Что еще? Что? При чем здесь моя жизнь, которой сейчас я не рад? Что? Что еще?»
Малинка размышлял о своем. Долгие годы жизни и работы с людьми научили его терпению и бережному отношению к взрослым людям, словно бы к детям. Это свое настроение он так и называл «детсадовским».
Годилось подобное отношение не для всех, с кем приходилось сталкиваться Малинке. Закоренелый, матерый преступник-рецидивист такого отношения не требовал и удивился бы, коль скоро старший лейтенант милиции заговорил с ним подобным тоном. Но ведь Сашка, к примеру, преступник, но по случаю, в силу обстоятельств, сложившихся для него «слишком удачно». Да, именно «слишком удачно». Удача для человека слабого, неустойчивого — капкан. Она для него горе, которое может обернуться бедой. Так и получилось.
Для слабых людей обстоятельства — бич. Он гонит их в западню. Особенно, если это «счастливое» стечение обстоятельств, которое они непременно хотят использовать для себя н только для себя. Не попадись, к примеру, Сашке алмаз па дороге, он, пожалуй, всю жизнь остался бы славным, немного взбалмошным парнем. Он купил бы себе и машину, и моторку и был бы счастлив на своп манер. Да вот на тебе, подвернулась удача! И он уже не хочет довольствоваться «малым» — получить приз за находку. Он пытается искать путей «полной» реализации, стремится отыскать сообщника, наверняка предвидя возможные сложности. И запутывается в сетях случая.
Нет, удача никогда не сравнится с успехом, заслуженным, твердым успехом. Успех не подведет, если его не станут использовать словно удачу. Успех — неразменный рубль…
«Полно, — остановил себя Малинка. — Для Попова слова уже в прошлом. Он знал, что делал, и ответ с него полной мерой. Послушаем, что Лисий хвост будет говорить сегодня. Вчера он пробовал крутить…»
— Что ж, Попов, поговорим дальше, — начал инспектор. — Пока к нам прибудет помощь, время у нас не ограничено.
— О чем говорить? Я все сказал.
— Повторить не мешает.
— Спрашивайте, — мрачно проговорил Попов.
— Как ты нашел алмаз?
— Украл я, а не нашел, — поправил Попов. Он находился в том состоянии нервозной взвинченности, которая характерна для людей, ставших на путь признания. Вчера он мог вдохновенно врать о причине драки, стараясь скрыть главное — хищение алмаза, а сегодня само слово «нашел» вызывало в нем внутренний протест.
— Ну, как украл — ясно. Протянул руку и взял, — сказал Малинка.
— Нашел… Нашел тоже просто. Кинул в реку потрошенную тушку. Вытащил — на жирном огузке алмаз. Вот и все. Мне бы не брать его совсем. Да руки не послушались.
— Ты раньше никогда не думал о возможности такой находки?
Попов немного помолчал.
— Думал…
— И всегда брал? В карман совал?
— Если большой, конечно, отдавал. — Как это — «большой»?
— С кулак там или крупнее. А тут — с ноготь… Блажь вес это. Глупая блажь, инспектор. Не думал я всерьез. Хоть бы мыслишка толковая проскочила — как с ним быть. Да и случаев таких — один на десять миллионов. Мне, дураку, достался. Совладал я с ним? Только и беда, что в карман положил, не сразу отдал…
— Сдать собирался?
— Что с ним еще делать? — вскинулся Попов.
— Я об этом и спрашиваю.
— Поносил бы неделю в кармане — и сдал. Некуда с ним податься. Понимаете, не-ку-да…
— Уверен ли ты был в Лазареве? В его согласии стать сообщником.
— Нет.
«Пожалуй, ты, Попов, все-таки больше дурень, чем подлец. И поступки его — глупее не придумаешь, — размышлял Малинка. — Почему так часто бывает, что ежели вдруг в человеке подлость пробуждается, то ею, подлостью своей, прежде всего самого близкого человека, друга пытаются заразить? На сочувствие рассчитывают, что ли?»