Мир приключений 1976 г.

Гуляковский Евгений Яковлевич

А пока, вернувшись к палатке, Мальцев старательно вытер миски, уложил их в рюкзак и стал ждать, что скажет геолог.

Костров кончил заворачивать образцы и писать, встал и потянулся так, что хрустнули суставы.

— Ну, что? — спросил он. — Слушать готов? Или сразу собираться будем?

— Рассказывай, Рыжий, — кивнул Юрий. — Нечего отлынивать!

— Ну, сам напросился… Ладно, слушай. — Костров сел на обрубок дерева и посмотрел привычно на скалы, за которыми лежало Горелое озеро. — Сначала мне была непонятна только одна вещь: как возникло озеро? Почему стоят торчком скалы, вывернувшие наизнанку все земные здешние тайны? Но потом заинтересовало другое. И чем дальше я продвигался в своем понимании за эти дни, тем больше находил причин для недоумений. Чтобы их разрешить, я и бегал по окрестностям. За пределами озера все было в порядке: слои лежали горизонтально или западали ровно на столько, на сколько им было положено…

Так что же здесь произошло? — ломал я голову. Гигантский взрыв? Я готов был поверить, что кто-то когда-то испытывал здесь образец какой-то сверхмощной бомбы, способной проникать чудовищно глубоко под землю. Но древность озера!.. А что еще? Прежде чем ты определил древность наскальных рисунков, по наносам, состоянию поверхности скал я пришел к похожим цифрам. Катастрофа — иначе чем катастрофой не назовешь то, что когда-то здесь произошло, — случилась в самом конце ледниковой эпохи, быть может, когда в данном месте льда уже не было, но край ледника еще был близок. А ты не знаешь, что случилось?

Смутная догадка уже давно брезжила в сознании Мальцева, но, как обычно, он решил не перебивать Кострова: пусть все расскажет сам. И Мальцев покачал головой. Геолог продолжал, и в его голосе Юрию послышались явные нотки удовлетворения:

— Метеорит. Громадный метеорит, врезавшийся по касательной в земную атмосферу и вспахавший этот кусок планеты! Вот почему на восток от Горелого озера нет скал; вот почему на западе они, наоборот, подняты стенкой; вот почему они раздроблены, вздыблены и разметаны на севере и на востоке… Жаль, что у нас с тобой нет резиновой лодки, — я хотел бы промерить глубины. И готов держать пари, что глубина озера увеличивается по оси с востока на запад! Это было бы неплохим доказательством, но теперь и оно не нужно. Вчера, пока ты срисовывал оленей у водопада, я ушел вверх. Пропадал я довольно долго, помнишь? Причина же была та, что стрелка компаса, служившего мне верой и правдой, на этот раз начала лгать и метаться, едва я выходил на скалы у водопада. Но в этих скалах нет и не может быть крупных рудных тел, металла нет в песках ручья — ни одна крупинка не пристала к намагниченному ножу! А магнитная аномалия настолько сильна, что стрелка чувствует ее даже с этой стороны скал, у рисунков! Остается единственная версия: там, глубоко внизу, лежат остатки железного ядра, запущенного из космоса в нашу планету. Ничего другого я придумать не смог. Но как эта катастрофа могла отразиться в современном названии озера — хоть убей, не понимаю! Впрочем, это уже по твоей части, Викинг, ты и ломай свою голову, — впервые улыбнулся Виктор. — Так удалось покончить с одной загадкой, и мне кажется, я разгадал ее верно. Но тогда я остановился перед другой, более сложной…

Геолог замолчал, отрешенно смотря в прогоревший костер, потом пробормотал сквозь зубы что-то вроде «…ну ладно!..» и уже обычным голосом продолжал рассказ:

— Ты, Викинг, догадываешься, чем были для меня эти сапфиры. Как ни глупо, но было время, что они стали чуть ли не целью и оправданием жизни. Смешно, но понять человека можно: хочется. Немножко — покрасоваться: вот я какой!.. Немножко — оправдаться: не верили, черти, а я… Но «хочется» — это одно. Надо знать: как? И вот за эти годы у меня возникла одна гипотеза. Сначала — предположение. Суть его в том, что кристаллическая, первозданная основа земной коры имеет определенную глобальную структуру. Такую, как имеет наша кожа, к примеру: концентрация определенных узлов, определенных свойств, правильное их чередование. В данном случае — определенная повторяемость концентраций определенных минералов. Не такой уж большой это домысел. Нечто похожее находят на земле при помощи космической геофизики: напряжение полей, связанных с геологическими структурами… Если знать законы, управляемые распределением таких концентраций, то можно точно прогнозировать определенные месторождения, заранее зная все входящие в это месторождение компоненты. В первую очередь это относится к редкоземельным пегматитам, образующим — как бы это тебе лучше сказать? — нечто вроде… — Геолог замялся. — Ну, скажем, условно образующие своего рода «нервные центры» коры планеты! За всю мою жизнь мне удалось столкнуться с тремя такими, до мельчайших подробностей повторяющими друг друга, структурами. Но они были слишком далеко друг от друга, чтобы я мог вывести из их расположения какую-то зависимость: один «центр» был на Среднем Урале, другой — в Приморье, Сихотэ-Алинь, третий — здесь, на Кольском, ближе к Рыбачьему. И вот теперь я узнаю четвертый — под нами…

Он снова замолчал.

— А в чем загадка, Рыжий! — осторожно спросил Мальцев.

— В том, что метеорит врезался совершенно точно в самый центр структуры, да еще и углубился в нее! Здесь. Но то же самое, оказывается, было и на Урале, только тогда я ничего не знал, не понимал и лишь теперь вспомнил. А сихотэ-алинский метеоритный

дождь? Ты согласен, что все это тоже выходит за предел случайности? Но почему и что происходит? Ты прости меня, Викинг, может, я спятил, но вопросы эти мне не дают покоя. Эти структуры — самое ценное, что у нас есть в качестве сырья не только современной промышленности, но и промышленности будущего! Конечно, мне хотелось, да и теперь еще хочется найти сапфиры, но по сравнению с тем, что представлено здесь, что удалось мне увидеть и выяснить, все сапфиры отступают на задний план. Вот оно, настоящее сокровище Торстейна! И в то же время — проклятая мысль — почему? Глупо, а отделаться не могу… Впрочем, черт с ней! Здесь открывается столько проблем, что не у одного меня голова пойдет кругом. И еще. Я хочу, чтобы мы с тобой вместе подали отчет об открытии. Согласен?

Мальцев покачал головой.

— Нет, Рыжий. Не согласен. Ну скажи, зачем мне в геологию лезть? Если тебе мои материалы и соображения нужны — они и так тебе всегда открыты… Не стоит! А что касается сапфиров…

— Ты меня не понял, Викинг, — перебил его Костров. — Я не о геологическом отчете говорю. О докладной записке в президиум академии. Об исследовании Горелого озера. Может быть, о заповеднике или как там…

— Ну, это мы с тобой еще успеем обсудить, — сказал Мальцев, вставая. — Итак, мы уходим?

— Если ты все кончил, — ответил геолог.

— Кончил. А что касается твоих сапфиров, — Мальцев поиграл пальцами в кармане, — не огорчайся, Рыжий! И пока, чтобы ты не разочаровался в Торстейне, — вот тебе один!

И, вынув из кармана, Юрий протянул изумленному геологу маленький, гладкий, словно обсосанный, приплюснутый и скособоченный ярко-синий камешек, чуть больше ногтя мизинца. И пояснил:

— Вчера нашел возле очага в развалинах… Постой, а почему ты так на него смотришь? Я ошибся? Это не сапфир?

Вид у Кострова был странный. Он смотрел на синий сгусток света, лежащий у него на ладони, но оживленное еще минуту назад лицо его теперь осунулось и постарело. Он сжал, как бы машинально, руку, словно пробуя камень на плотность и вес, потом поглядел на археолога, и в его глазах Мальцев впервые прочел растерянность и усталость.

— В том-то и дело, что это самый настоящий сапфир, Юра… (Впервые за всё время Костров назвал Мальцева по имени, и это прозвучало особенно тяжко.) В том-то и беда, что это настоящий сапфир, только… здесь он таким быть не может. Ни при каком условии. Даже при чуде. Значит, его сюда кто-то привез или принес. Значит, половина из того, что я тебе сказал, — бред, а я — самый заурядный неудачник, каких у нас пруд пруди…

Видимо, в подобных ситуациях мозг Мальцева не только работал быстрее, но и оказывался более гибким и всеобъемлющим, чем у геолога. Если в первый момент Юрия поразила реакция Кострова на подарок, то уже в следующее мгновение все пережитое, передуманное, услышанное сложилось в четкую и ясную цепь причин и следствий, которую замкнули слова геолога: «Значит, его сюда кто-то привез». И, шагнув вперед, он хлопнул по плечу сгорбившегося друга и почти закричал:

— Рыжий, да ты ли это?! Неужели после всего, что ты сам мне рассказал, ты не понимаешь, что мы нашли? Вспомни сагу, вспомни дворец богов, вспомни чудовищ Торстейна, спящих в свинцовых кабинах! Это же Пришельцы!! И если я не совсем осел, то стрелка твоего компаса говорит, что какие-то механизмы еще живут под дном озера! Понимаешь, ну?! Это не просто открытие, это…

Владимир Михановский

ДВОЙНИКИ

Фантастическая повесть

Детство свое, проведенное в доме Ньюморов, Линда Лоун вспоминала, словно длинный кошмарный сон. Кончившийся наконец, такой сон оставляет надолго тягостное чувство, хотя неприятные события подчас чередуются в нем с чем-то светлым, радостным, пусть и не поддающимся точному определению. Может быть, именно в этом чередовании притягательная власть снов?

Мать Ньюмора, впрочем, относилась к ней хорошо. Да и отец его, Ньюмор-старший, в редкие свои прилеты из дальнего космоса не делал никакого различия между нею и сыном.

И все-таки детство оставило в ее душе глубокую ссадину, которая не проходила с годами. Причиной тому был Ньюмор-младший, которого в семье звали Ньюм.

Как только девочка после катастрофы, постигшей их семью, поселилась в богатом доме Ньюморов, мальчишка стал для нее злым гением. Она часто плакала из-за него втихомолку, хотя Ньюм никогда не таскал ее за рыжие жидкие косички и вообще не занимался рукоприкладством. Но как-то так у него всегда выходило, что в любой детской шалости, в ненароком разбитой чашке саксонского фарфора, в сломанной розе на клумбе, в воде, налитой в шляпы гостей, оставленные в гардеробной, — во всем этом была виновата Линда.